— Ну вот, — сказал он, вернувшись. Поставил поднос на выдвинувшийся из пола меж двумя креслами столик, уселся. — Теперь у нас не пьянка, а правильное застолье… Твое здоровье!
Литта отхлебнула довольно приличный глоток, не поперхнувшись и не закашлявшись. Умеет пить девочка, одобрил Сварог. И выразительным взглядом заставил ее взять с подноса и сжевать солидный ломтик ветчины.
— Ладно, пить ты умеешь, вижу, — сказал он. — Только постарайся растянуть бокал на подольше. Разговор у нас будет долгий, не нужно мне, чтобы у тебя язык заплетался и мысли путались…
— А лететь нам долго? — спросила разрумянившаяся Литта.
— Минут сорок с лишним, — сказал Сварог.
— Ну, если я за это время выпью два таких бокала, при отличной закуске, и язык не будет заплетаться, и мысли не станут путаться…
— Точно?
— Точно.
— Как выражается отец Грук — блажен, кто знает меру… — проворчал Сварог. — У него у самого меру знает душа… вот только душа у него широкая… Ладно, если я замечу, что ты плывешь, попросту отрезвлю вмиг.
— А ты можешь?
— Сколько я всего могу… — проворчал Сварог. — Иногда самому страшно… Поубавить бы, да жаль, привык…
— А когда мы полетим?
— А мы уже пару минут как летим, — ухмыльнулся он. — Это и есть обещанный фокус.
— Нет, правда?
— Чистейшая.
Ничего особо жуткого не произошло — Литта всего лишь взвизгнула и свободной рукой вцепилась в мягкий поручень кресла.
— Брось, — сказал Сварог. — Ничего страшного ведь не происходит? — и прибавил металла в голос: — Милая, мы не на развлекательную прогулку выехали, ты не забыла? Я, в принципе, готов признать тебя жертвой злых людей и роковых обстоятельств — но такое положение еще нужно заслужить полной искренностью. Лететь нам минут сорок. Вот и начинай. Уловила?
Тон подействовал: Литта сразу стала серьезной, чуть хмурой, отпила еще глоток.
— Ну, начинай, — сказал Сварог. — В меру подробно, в меру кратко, держись золотой середины. Итак, давно ты в это влипла?
— Года два с лишним назад. Примерно за месяц до того, как с королевской четой… случилось…
— Что? — быстро спросил Сварог.
— Я не знаю, правда…
— Вижу, — сказал Сварог. — Кстати, имей в виду: я умею моментально определять, когда мне врут, а когда говорят правду. Постарайся об этом не забывать, пока будешь рассказывать. Итак, за месяц с лишним до событий ты жила себе поживала, ни о чем таком не ведая… Чем занималась, кстати? У тебя правильная речь, ты не похожа на простолюдинку, да и… Дворянка?
— Представь себе, дворянка, — как-то грустно усмехнулась Литта. — Без титула, правда. Знаешь, как это бывает… Род старинный, но впавший в полную убогость. Когда я родилась, отец совершенно разорился, служил в Адмиралтействе. Правда, он был в чине департаментского секретаря — десятый класс, приравнен к капитанам, — так что мы не бедствовали. Но и не роскошествовали особенно. Домик был не свой, а наемный, но на приличной улице, у отца хватило денег, чтобы оплатить мне учебу в Пансионе Атласных Лент… Это такое заведение для благородных девиц положения примерно моего, не самое лучшее, но и не самое худшее…
— Можно покороче? — сказал Сварог.
— Покороче… Пансион я закончила в шестнадцать, и отец тут же вознамерился выдать меня замуж. Был у него на примете отличный кандидат, советник оттуда же, из Адмиралтейства. Интендант. Ну, ты сам понимаешь…
— Понимаю, — сказал Сварог. — Как говорил один умный генерал, любого интенданта, прослужившего три года, можно вешать без суда и следствия… Состояньице, именьице, денежки в банке… Старик или просто отвратная рожа?
— Старик, — сказала Литта, глядя куда-то вперед поверх бокала. — Мерзкий старикашка… Отец, когда меня уговаривал, говорил, что это-то и хорошо: долго не протянет, наследников, кроме меня, не будет, если я вдобавок буду его уматывать в постели, быстрее удар хватит…
— Душевный у тебя был папаша, — усмехнулся Сварог.
— Да уж… А я, веришь ты или нет, с раннего детства буквально болела театром. И получилось все, как в романах: сбежала из дома с дюжиной серебрушек и парой платьев в узелке, почти не мыкалась, взяли меня в одно убогонькое заведение… Можешь не верить…
— Я уже сказал, — бесстрастно ответил Сварог. — «Верю-не-верю» тут ни при чем. Я знаю, что ты сейчас говоришь правду. Постарайся и дальше так же.
— Ну вот… Года четыре я поднималась — от полной убогости к убогости поменьше, а там и еще меньше… — она глянула на Сварога с каким-то бесшабашным вызовом. — Знаю, о чем ты подумал… Ну да, когда это было необходимо, собой расплачивалась. Я хотела быть настоящей актрисой, понимаешь?
— И стала?
— Представь себе, — сказала Литта. — Между прочим, говорили, что я неплохая актриса, — в том числе и люди, которые ничего не рассчитывали от меня получить… К двадцати двум прижилась во вполне приличном театре. И главные роли, и признание, одна беда — театр был «хлипкий»…
— Это как?
— Можно, я тебе кратенькую лекцию прочту о видах театров? Что бы ты лучше понял мое положение?
— Валяй. Но — кратенькую.
— На самой вершине, конечно — Королевский театр, — сказала Литта. — Мечта тысяч, но везет единицам… Пониже стоят театры, входящие в Сословие Свободных Искусств — регулярные дотации от Сословия и казны, но главное — статус. Туда тоже адски трудно подняться из низов. Очень хороши «театры вельмож» — те, которым покровительствуют, порой долгими годами, знатные и богатые театралы. Кстати, далеко не все из них спят с актрисами. Другое дело, что они ненадежны. Вот представь: двадцать лет какой-нибудь герцог содержал театр, и все это время его наследники на такое мотовство смотрели зверями. И вдруг благодетель умирает… Единицы заранее составляют завещание, где оставляют часть наследства на содержание театра. Подавляющее большинство либо об этом не задумывается, либо умирает внезапно, без завещания. И все, конец, наследники радостно объявляют, что театр может жить, как хочет… Ну, и ниже всех — «хлипкие». Их так зовут за полную неопределенность будущего. С одной стороны, они числятся приличными, куда не зазорно прийти и дворянину с семьей. С другой — полагаться приходится только на себя. А случиться может многое. Сменился владелец и привел дело к упадку, умер старый директор и пришел недотепа, переманили ведущих артистов, возник конфликт в труппе или меж режиссером и труппой. Да масса причин! Но конец один: театр начинает хиреть и опускаться в разряд «убогих», куда и члены высших гильдий заходить считают неприличным. Да вдобавок «хлипкие» театры, при всем их приличии, все же числятся по Железной гильдии — фигляры… Вот в таком «хлипком» я и прослужила шесть лет. И главные роли бывали часто, и многие зрители ходили «на меня», и зарабатывала неплохо, но вот подняться выше — никак! Какой-то рок…
