– Я поверю.
Данил подскочил, как ошпаренный, реагируя на этот звонкий детский голосок, – в проеме двери, той, что держал поначалу Санька, стоял ребенок и, склонив голову набок, буквально положив ее на левое плечо, пристально глядел на сталкеров. Маленький мальчишка, годков пяти-шести отроду, одетый в чистые зеленые шортики, белую маечку и белые сандалики на босу ногу. В руке он держал коричневую офицерскую полевую сумку-планшет.
Сталкеры попятились – от ребенка веяло жутью… С виду вроде обычный человечек, но оказаться рядом с ним почему-то совсем не хотелось…
– Я виноват, – жалобно сказал мальчуган, делая шаг вперед. – Простите меня?..
Движения его были какие-то неловкие, неуклюжие, маленькое тельце все ходило ходуном, словно каждая косточка внутри была подпружинена и не могла ни на секунду оставаться на месте. Голова, склоненная на левый бок, моталась, будто шея была закреплена на шарнире, но взгляд все время был направлен прямо на сталкеров. Данил пригляделся – и сердце его ударило с перебоем: пустые, ничего не выражающие глаза мальчишки, были черны, как ночь. Никаких белков и зрачков – одна только темная, во всю глазницу радужка.
– Ты че, пацан… ты откуда здесь? – хрипло спросил Сашка.
– Простите? – снова вопросил пацаненок, делая еще один шаг.
– На месте стой! – тут же отреагировал Данил. – Ты как здесь оказался?
– Проводите меня домой… – и голос мальчугана, до сего момента такой тихий, вдруг зазвенел, поднимаясь до предела. – Домой мне надо… в Убежище.
«Проводите» он произнес фальцетом, «домой» прозвучало уже каким-то дискантом, а на «в Убежище» голос вдруг дрогнул, срываясь на визг и практически переходя в ультразвук… И тогда Данил не выдержал. Просто сдали нервы – у каждого ведь есть свой предел. Разум подсказывал: то, что происходит сейчас, – нереально, невозможно, немыслимо] Он поднял двустволку, прижимая к плечу приклад, и когда голова ребенка оказалась на линии огня – плавно нажал разом оба спусковых крючка. Он знал, что с такого расстояния дуплет картечью разобьет цель вдребезги – но вместе с тем интуицией, каким-то шестым чувством угадывая, уже был уверен, что ничего подобного не случится.
От выстрела голова ребенка резко запрокинулась назад, словно по ней со всего маху ударили тяжеленной кувалдой, он пошатнулся, теряя равновесие… Данил дернулся вперед, норовя подхватить его маленькое хрупкое тельце и обмирая от осознания того, что произошло непоправимое и виной тому только он один… однако мальчуган даже и не думал падать. Механическим каким-то движением, словно робот, вернув целехонькую голову на место, он посмотрел исподлобья на сталкера – и уголки его губ вдруг поползли вверх, рисуя злобный, жуткий в своей несовместимости с детским личиком оскал. Фигурка подернулась маревом, поплыла, потекла, словно воск под горящей спичкой… Упал на пол планшет – он, как это ни странно, остался вполне реальным и даже не думал никуда исчезать. Фигура таяла, размывалась, теряя четкие очертания, исчезая… а из дверного проема подвала в комнату вдруг медленно вплыло… нечто. Рядом охнул Сашка, судорожно клацая предохранителем калаша… Данил, забыв обо всем на свете, словно парализованный стоял на месте, не в силах отвести глаз от того, что появлялось… проявлялось перед ним, медленно выдвигаясь из стоящей в проеме чернильной подвальной темени. Вдруг, разом опомнившись, и понимая, что не успевает перезарядиться, забросил за спину бесполезную сейчас двустволку, срывая ВСС и сдергивая флажок предохранителя…
Существо походило на большую выпуклую чернильную кляксу или пузатую бочку, накрытую чернильно-черным покрывалом, свободно ниспадавшим до самого пола. То, что находилось внутри, под резиново лоснящимися покровами этого создания, все время пребывало в непрерывном хаотичном движении, из-за чего поверхность тела его то вспучивалась, выпирая буграми, а то вминалась внутрь, образуя впадины различной глубины. Большие – по блюдцу! – глаза. Бессмысленные, ничего не выражающие – и в то же время казалось, заглядывающие в самую душу… Темный провал разинутого рта – такой же большой, неестественный, как рисуют только в мультфильмах… И – извивающиеся ложноножки, похожие на резиновые шланги толщиной в руку взрослого человека.
Сталкеры шарахнулись назад, к окну, держа Нечто на прицеле и готовые при малейшей угрозе выпустить в него все, что было сейчас в магазинах их автоматов. Чудовище плавно качнулось, передвинувшись немного вправо, выстрелило ложноножкой, подхватывая с пола полевую сумку – и, протягивая свое имущество людям, осторожно двинулось вперед. И тогда Данил, привычным движением сдвинув переводчик огня в автоматическое положение, ударил очередью прямо в голову чудовища, целя между его огромных бессмысленных глаз. И почти одновременно с ним рядом оглушительно загрохотал Сашкин «калаш».
Загадочный планшет, отброшенный назад, полетел куда-то в угол. Существо, тонко, на пределе слышимости, завизжав от боли, причиняемой рвущими его тело пулями, прянуло вперед, раскинув конечности, словно пытаясь в порыве братской любви обнять сталкеров. Черный провал рта, раскрывшись до необъятных размеров, навис над их головами – и Данил, уловив все же молниеносное движение, еле успел уклониться от стрельнувшей в его сторону ложноножки. Дернулся за лопаткой, перехватывая ВСС левой рукой – и тут же получил мощный удар в грудь, напрочь выбивший все дыхание. Согнулся, судорожно хватая ртом воздух, пытаясь продышаться – и почувствовал, как его, ухватив за шиворот комбинезона, вздергивают вверх, прижимая спиной к оконному стеклу. Рядом, оглушительно вопя и извиваясь всем телом в попытке высвободиться, бился притиснутый к окну Сашка. Перед глазами замаячила казавшаяся бездонной пропасть рта, из которой наружу полезли щупальца, все сплошь в зеленой слизи… мерзко пахнуло падалью… а потом вдруг произошла очередная за этот день непонятность. Стекло, не пропустившее пулю снайпера и спасшее Сашке жизнь, подалось, размягчаясь словно нагретый на огне воск, – и Данил почувствовал, как теряет свою твердость опора, и тело его, погружаясь все глубже и глубже и ускоряясь в свободном падении, проваливается куда-то вниз, в пропасть.
Посадка была достаточно мягкой – иначе, выпав со второго этажа, они могли бы и кости переломать. Приземлились сталкеры в кусты, густо разросшиеся под окнами детского сада. Рухнули, вздымая тучи пыли, от которой тут же громогласно завопил дозиметр.
– В сторону, быстро! – прохрипел Данил, задерживая дыхание и выбираясь из цепляющихся за комбинезон корявых ветвей. Глянул в окошко дозиметра – и мгновенно вспотел от ужаса. Что там все монстры поверхности, когда самое страшное и коварное чудовище – радиация! Судорожными движениями выдрал из подсумка намордник, фляжку с водой и аптечку. – Саня! Аптечку! Глотай полный набор! Локалка, шестьсот рентген!
Однако Сашка и сам прекрасно знал, что нужно делать. Вылез вслед за старшим товарищем, рванул в сторону, доставая на ходу фляжку и отвинчивая крышку. Только один глоток внутрь, чтоб запить целую горсть таблеток – а остальное на голову, смывая радиоактивную пыль и стараясь при этом не дышать, чтоб не глотнуть лишнего. Прополоскал рот, промыл нос, уши – и тут же нахлобучил на голову противогаз. Данил проделал те же процедуры, прикидывая, успели они наглотаться пыли или нет… По всему выходило, что не особо. Значит – поживем еще. И только лишь потом, как-то разом сообразив, что они все же выбрались наружу из проклятого детсада, – огляделся. Часа четыре утра, если судить по поднявшемуся над горизонтом солнцу, чей красноватый диск виднелся между домами. Пейзаж все тот же, знакомый – дедов дом с одной стороны, детский сад с другой. Данил глянул на второй этаж – и охнул в испуге, хватаясь за «винторез»: в окне исчезала, таяла, словно Чеширский кот, бессмысленная морда чудовища. Оно, плющась всем телом и расплываясь по поверхности стекла, надавило раз, намереваясь добраться до лакомых сталкеров – и пропало: для него почему-то проход здесь был закрыт.