* * *
Тем же вечером, рассказав в «Тавэрне» о своих ночных приключениях, напарники были подняты на смех. Правда, потешался только один Хребет, сутулый, словно знак вопроса. Остальные же мужики помалкивали.
Хребет – Нибумов Иван Петрович – славился своим вздорным, язвительным и склочным характером. В прошлой своей жизни это был подающий надежды ученый, ездивший с научными докладами на конференции по всей России, работал в научном городке в Дубне в области ядерной физики. Не раз хвалился, что присутствовал при пуске Большого адронного коллайдера. Однако когда в Убежище ему предложили учить детишек физике – вспылил, разоравшись, что «не для того он пятнадцать лет учился у мировых светил науки, чтобы разбазаривать свои знания». От него отстали, приспособив кое-как к общим работам, – однако с тех пор за ним закрепилась слава скандалиста и склочника, связываться с которым себе дороже.
Кроме физики, этот тип мало в чем разбирался, однако мнил себя умудренным опытом и постоянно пытался учить жизни окружающих. Употребив сверх меры, Хребет частенько позволял своему языку лишнее, за что не единожды был бит и без того с трудом терпевшими его выходки мужиками. В отличие от ядерной физики, наука эта, однако же, впрок не шла, в результате чего все повторялось с завидным постоянством.
– Вы там, может, грибков каких накушались? Или соляры нюхнули?.. – насмешливо вопросил Хребет от своего столика в углу, за которым сидел в гордом одиночестве. – Не может того быть, чтобы, направляясь из точки А в точку В, прийти в точку С, которая лежит вообще черт те где. Бред сивой кобылы! Антинаучно!
– Сходи и посмотри, – пожал плечами Данил. К издевкам Хребта он давно уже был равнодушен, предпочитая не замечать их вовсе. – А потом расскажешь. Я, правда, не понимаю, как мы вырвались и посоветовать ничего не могу – так что ты уж рюкзак побольше с собой возьми и тушенкой его затарь. Мало ли…
– Как войду – так и выйду! – вздернул подбородок Хребет. – Через дверь! Ишь ты… нашли кого пугать. Завтра же и отправлюсь!
– Ну, давай, – мрачно обозревая всю его вздорную фигуру, сказал Санька. – Только завещание сначала оставь. Там такое творится, что вся твоя наука отдыхает.
Хребет негодующе фыркнул, вскакивая из-за стола:
– Не из пугливых. Видал я таких… сталкеры, вашу мать.
– Да ты полезешь ли внутрь, Бумыч? – подал голос Лютый, сидящий тут же. – Поди-кась струсишь, в кустах всю ночь просидишь, а утром с гордым видом вернешься!
– Да я!.. Да что б я!.. Да ты… ты чё?! Да я при свидетелях зайду! Ты чё, ты за кого меня держишь?! – тут же разорался Хребет. – Проводите меня до детсада, если не верите!
– Так чего… спорнём? – подзадорил его Лютый. – На десятку пятеры!
– Патроны что ль лишние в кармане бренчат? Так давай!
– И завтра при свидетелях зайдешь, – уточнил Лютый, протягивая руку через стол. – В ночь пойдешь!
– Ты знай себе – патроны готовь, – пренебрежительно ответил Нибумов, крепко ухватив протянутую ладонь, будто боясь, что Лютый передумает. – Ну чё, кто разобьет, мужички?
Так и решили.
Следующим же вечером Нибумов – все же вняв совету Добрынина и загрузившись припасами – ушел в направлении детского сада. С ним ушли и двое свидетелей, подтвердившие потом, что Хребет вошел-таки внутрь. Больше в Убежище его не видели.
Привычки шутить с подобными вещами среди сталкеров не имелось, и любым сведениям, принесенным с поверхности, верили безоговорочно. Иначе и быть не могло, ведь ложная и недостоверная информация порой стоила жизни. Это было одним из негласных правил, и все жители Убежища знали об этом. Однако то, что рассказали напарники, было слишком уж фантастично и неправдоподобно даже для бардака, царящего сейчас наверху. Споров – особенно, когда стало известно, что Хребет не вернулся и вернется уже вряд ли, – было много и под конец обитатели Убежища сошлись на том, что в детсаде есть что-то, что может вызывать галлюцинации. Какой-нибудь газ или тот же самый монстр морок навел… Это еще хоть как-то могло объяснить то, что довелось испытать сталкерам. Словом, согласно принципу «бритвы Оккама
[12]
», людям было легче принять ту версию, что проще. «Не умножай сущности сверх необходимого».
Что же погнало Хребта в детский сад? Никто этого не знал, но догадки строили, и дед, по мнению Данила, высказал самое дельное предположение. Хребет – каким бы скверным типом он ни был – все ж оказался настоящим ученым. Вполне возможно, что тяга к знаниям, тяга к открытиям была в нем сильнее, чем инстинкт самосохранения, и он просто не смог упустить подвернувшийся случай. Как бы то ни было – но он исчез, и лишь спустя несколько лет Данилу приоткрылся все же краешек той жутковатой тайны, благодаря которой и стало известно о страшной судьбе Нибумова…
Глава 5 Старый знакомый
Не доезжая до поселка с полкилометра, колонна наткнулась на импровизированный шлагбаум из ободранного от коры дерева, выкрашенный в черно-белую полоску Чуть в стороне, разгоняя вечерний сумрак, плясал костерок, и трое неопрятных, засаленных мужиков, одетых кто во что горазд, что-то варили в закопченном чугунке. Завидев приближающийся караван, они побросали поварешки и засуетились – двое принялись сдергивать брезентовый чехол с какого-то длинноствольного устройства на станке, а третий, подхватив металлический пруток, побежал к висящему неподалеку на столбе куску рельса. Чехол, под которым оказался спаренный крупнокалиберный пулемет, между тем был снят, и в небо ушла короткая очередь – сигнал к остановке. Колонна, приняв вправо, послушно встала.
– Может, и мне выйти? – обеспокоился прилипший к окну Ивашуров, глядя, как один из мужиков, подхватив автомат, принялся осторожно подбираться к выехавшему вперед «Тигру». – Меня тут хорошо знают…
– Сиди уж, Антоныч, – отозвался Профессор. – Майор пошел, сейчас разберутся. Видишь – тихо разговаривают, без рукоприкладства.
Переговоры и впрямь длились недолго и прошли мирно. Мужик уселся с Хасаном в КШМ, и колонна, тронувшись вновь, остановилась уже неподалеку от бревенчатого мостка, перекинутого через реку. Сталкеры, выбравшись наружу, принялись осматриваться.
Селение, куда так стремился Сказочник, расположилось на острове. Широкая река в этом месте разделялась на два рукава, а затем, соединившись вновь, обтекала большой кусок суши, поросший с северной стороны редким сосновым лесом. И место это, по первым прикидкам Данила, было исключительно удобно в плане обороны. Переход через реку имелся только один, с восточной стороны – здесь был переброшен узкий бревенчатый мост, который охранялся небритым мужиком, одетым в кожанку В руках мужик держал укороченный «калаш».
