Данил разомкнул, наконец, объятия. Когда он прибежал к полковнику в праведном гневе, как-то не думалось ему о том, что, решив освободить рабов, он фактически приговорил караванщиков к смерти. Вернее – думалось, но до конца еще не понималось, не осознавалось… И кто знает, вернись все обратно – повторил бы он все снова?..
Руки китайца дрожали, когда он принимал от Родионыча винтовку, – натерпевшись от своих хозяев, он, похоже, страстно желал их смерти. Заполучив СВД, он тут же наставил ее на «помогальника», и голос его, такой жалкий и кроткий до сего момента, вдруг задрожал, наливаясь бешенством.
– Этого взял… – сквозь зубы прошипел он и ткнул стволом винтовки в Барыгу. – Туда ходи, собачий сын! – ствол указал в сторону подворотни полуразрушенного дома, возвышающегося неподалеку. – Ну?!
Человек в черном в последний раз оглядел стоящих вокруг, нагнулся и, взвалив на спину хрипящего и пускающего кровавые пузыри Барыгу, двинулся в подворотню. За ним, едва ли не подпрыгивая от нетерпения, засеменил китаец.
– Все. Цирк окончен и клоунов сейчас расстреляют, – глядя им в спину, мрачно сказал Родионыч. – Дан, вскройте с Саней ящики, найдите ОЗК. Берите, сколько унесете, и тащите в Убежище. Пусть мужики одеваются и мигом сюда. Нужно управиться до вечера – тут столько добра, что одни мы и за три дня не успеем.
Из подворотни вдруг ударил винтовочный выстрел. Данил дернулся, словно от пощечины, и полковник, заметив это, грустно усмехнулся:
– Вот так, дружок. Наказать – оно не просто, да? А отпускать нельзя, понимаешь?
Данил молча кивнул – говорить ему не хотелось.
* * *
Шуму по результатам вылазки было очень много, и мнения о ней разнилась от резко отрицательных до крайне положительных и одобрительных. Впрочем, добыча оказалась достаточно серьезной даже для того, чтобы заткнуть рты всем тем, кто категорически осудил действия полковника вместе с его «бандой». Большинство людей сходилось только в одном: уж если ограбили караван, так хоть то правильно сделали, что полную зачистку провели. Кто знает, не придут ли оставшиеся в живых через пару лет – мстить? А так – исчез караван, будто и не было его. Против зачистки были только женщины, но кто же слушает их, когда мужчины играют в свои игры?
Разбитые машины так и остались стоять на том же месте, посреди улицы. После того как с них поснимали все мало-мальски ценное и слили соляру, к колонне больше никто и никогда не приближался. Это место словно стало табу. Даже матерые сталкеры, циничные и толстокожие, уходя в рейд, старались обходить расстреляный караван стороной – от колонны машин, ржавеющей среди улицы, веяло тоской и обреченностью. А уж о трупах, лежащих вповалку в салонах автобусов, вообще постарались поскорее забыть.
Китаец, вернувшись, так и не отдал полковнику винтовку. Вцепился в нее обеими руками и упрямо смотрел прямо в глаза Родионычу, играя желваками и щуря и без того узкие глазки. И полковник, махнув рукой, закрепил СВД за ним. К тому же, вскоре оказалось, что Ван Ли обладает незаурядными задатками снайпера, и Родионыч взял под крыло и его – всем прочим премудростям диверсанта учить его было поздновато, но вот искусство снайпера китаец за короткое время освоил в совершенстве.
До того самого дня, когда Барыга вновь встретился ему на пути, Данил так и не спрашивал у Ли, что же произошло в тот день в подворотне и почему он сделал только один выстрел. Даже и не пытался – и без того, едва лишь разговор заходил о караване, Ван бледнел, сжимался и начинал шипеть что-то отрывистое на своем родном языке. И лишь потом, узнав подробности, он понял, до чего же Счетчик ненавидел торгаша, – однако произошло это лишь спустя долгих шесть лет.
Глава 13
Были сборы недолги…
Испытать новый ствол ВСС Добрынин так и не успел. Весь следующий день в Убежище царила суета, иногда прерываемая женскими охами, вздохами и плачем, – мужики собирались на войну.
Началось все с того, что в семь утра к Убежищу подъехал кунг с бойцами – на утреннюю планерку прибыли командиры отделений бригады Хасана. Из бронепоезда тоже подтянулось несколько человек. Гости вели себя вежливо и уважительно, об имевших место боевых действиях не напоминали, неимоверную крутость не демонстрировали, ковбойскими замашками не страдали, и потому обитателями Убежища были приняты доброжелательно и гостеприимно. Каждый понимал, что ссориться с человеком, с которым завтра в бой, мягко говоря, неразумно. Да к тому же майор, решив, видимо, укрепить интернациональный дух, не стал делить бойцов на своих и чужих, а с молчаливого согласия полковника просто дополнил отделения партизанами и людьми Прапора. Оно и правильно – у ребят Хасана все ж боевого опыта было поболе. Таким образом, получалось, что в каждом взводе оказался и матерый вояка из группировки, и партизан Убежища, и человек от войсковых. Полнейший интернационал.
– До конца операции, уважаемые, советую считать, что мы одна большая дружная команда, – предупредил Хасан командиров подразделений. – За косяки буду одинаково спрашивать как со своих, так и с чужих.
Со сталкерами, которые должны были составить костяк диверсионных групп, было еще легче – в каждую группу майор, как и собирался, ввел по несколько своих самых опытных бойцов, подчинив их старшему.
– Если будут взбрыкивать – докладывайте лично мне, – весело улыбаясь, сказал он. – Будем усмирять. Хотя я и сомневаюсь, что такие случаи возможны.
Данил получил троих: Урюка, Профессора и Кубовича. Сначала только тетрадные листы с именами и краткими характеристиками каждого – личное знакомство предстояло к вечеру.
– Нормальные парни, – сказал майор, передавая ему «личные дела». – Ты их, кстати, видел. Это они парламентерами приходили. Проф с Кубовичем покрепче будут, а Урюк – похлипче. Но ты не смотри, что сопля, – лось самый натуральный. Ничем не загонишь.
– Выходим когда?
– На шесть ориентируйся. По громкой объявят.
Далее Хасан потребовал, чтоб у каждого бойца с собой был запас продуктов на три недели, несколько смен одежды, в том числе и теплая, медикаменты. Это, в особенности, касалось вокзальных и войсковых, потому что его собственные люди были обеспечены в полной мере. Остальным экспедицию брался обеспечить Прапор – и оружием, и боезапасом, и средствами индивидуальной защиты.
Топливо уже качали – шланги от баков из дизельной протянули через запасной выход на поверхность, и два насоса для соляры всю ночь добросовестно перемещали ее из хранилищ Убежища в подогнанную автоцистерну.
К обеду из части прибыл тент. Несколько дюжих бойцов принялись споро выгружать и подтаскивать к внешней гермодвери зеленые ящики различного размера и формы. Их наскоро обрабатывали дезактивирующим раствором и вносили на первый уровень Убежища. Здесь уже собралась приличная толпа – людям не терпелось получить поскорее новенький, еще в масле, ствол и боезапас. Кроме семьдесят четвертых «калашей» и трехсот патронов, каждый боец получил ОЗК, противогаз с несколькими фильтрами и шлем с броником.
