Он уходил, шаркая грязными обмотками, уносил с собой чадящий свет. Я угрюмо смотрел, как он уходит. Почти по-человечески вздохнул Молчун. Печально посвистывал Кузьма, давно переставший чему-либо удивляться.
– Проснись, мужик, – раздалось откуда-то сверху.
Я задрал голову.
Ольга висела на лестнице в паре метров от пола и смотрела на меня своим фирменным взглядом. Я бы обозвал его «Ирония в печали». По ее физиономии скользили блики от факела. Она казалась маской внеземного создания.
– Давай поговорим, – сказал я. – Мы можем никуда и не ходить.
– Ну, ты даешь. – Она расстроенно покачала головой: – А как же беззаветная любовь? А ничего, что мы уже почти пришли? – И стала карабкаться вверх.
Я перебросил автомат за спину, перехватил факел и подсадил Кузьму. Взял под мышку покорного Молчуна и полез за ними.
Мы вынесли крышку люка. Она покоилась в пазах кирпичного творила и пока не вросла в опору. Мы выбирались на поверхность этой горем убитой планеты…
Дул сильный северный ветер, тащил на юг клочья сизого дыма, похожего на облака. Мы сбились в кучку, настороженно озирались, готовые в случае опасности нырнуть обратно в колодец. За спиной, над мертвым городом, висела непроницаемая мгла. На севере дымка разглаживалась, поднималась выше, и видимость там была значительно лучше. Северные предместья мегаполиса, похоже, пострадали меньше, нежели весь город. Неисповедимы направления подземных толчков. Если за спиной все было перепахано, если не было НИЧЕГО на месте микрорайона Родники, соседствующего со Снегирями, то там, куда мы направляли свои стопы, пейзаж не отличался унынием. Мы стояли на вершине покатой возвышенности, с которой хорошо просматривались северные окраины. Вершины раньше не было – она набухла, как чирей, разорвав улицу Столетова. Нас окружали остовы неказистых зданий, засыпанные пылью и пеплом. Здесь, видимо, пылали пожары – район был газифицирован. Чуть ниже – гаражный кооператив, далее – иссушенная пустошь, череда оврагов и косогоров, а еще дальше – просматривались остовы высоток. Их было много, понастроили к 2016 году немало, район развивался семимильными шагами, как грибы, росли школы, детские сады, торговые центры. Город в городе, жилой район Снегири… Я всматривался в эти высотки, чувствуя, как першит в горле. Далеко не все из них выглядели поврежденными, хотя и разрушений там, по-видимому, хватало. Неужели дошли? Отчего же в душе такая неразбериха?
– Смотрите, – внезапно встрепенулся Кузьма и выстрелил пальцем. – Там за домами… что это?
Мы напряженно вглядывались. За Снегирями, по идее, обрывался город, начинались поля, перелески. Но сейчас там было что-то другое – сплошная, огромная, мерно вздымающаяся гладь серо-стального цвета. Она заполняла все пространство на севере и востоке, была везде и казалась какой-то странной голой равниной, живущей по законам, отличным от законов природы.
– Это море, Кузьма, – зачарованно пробормотал я. – Самое настоящее море… Только пресное.
– Да, ходили слухи… – тихо сказала Ольга. – Подземные толчки между нами и Кузбассом носили такой характер, что буквально лопались тектонические плиты… Разверзались недра, опустилась равнина, образовался гигантский котлован, куда и хлынули воды… Обское море просто перетекло сюда – именно это и спасло наш город от тотального наводнения… Плюс грунтовые воды, мелкие и относительно крупные реки – теперь они все втекают в эту лужу. Люди говорили, что это море простирается на сотни километров, что оно затопило Кемерово, которое сползло в котлован…
– Послушайте, вы бы не умничали, а? – жалобно протянул Кузьма. – А просто объясните на пальцах – что такое море?
– Это очень много воды, Кузьма, – «на пальцах» объяснил я.
– Больше, чем в нашей Оби?
– Глаза протри, – посоветовал я. – Конечно, больше.
– Похоже, кто-то уже не рвется к своей любимой, – тихо проговорила Ольга, пристально поглядывая в мою сторону. – И почему, интересно?
И почему я разозлился на ровном месте? Ведь я же прекрасно понимал, что творится у нее в душе!
– Неправда, – отрезал я. – Кто-то очень рвется к своей любимой. У него аж зубы сводит от предчувствия долгожданной встречи. Если хотите, оставайтесь, а я пошел.
Я вскинул автомат на плечо и зашагал, посвистывая, с вершины холма навстречу собственному счастью.
Дорога оказалась долгой и тернистой. Овраги, буераки, вывернутые пласты земли. Долгое путешествие вдоль гаражного кооператива – мимо слившихся с природой остовов автомобилей, разбитых бетонных секций, заносимых пылью, выбеленных ветрами человеческих костей. Часть пути мы проделали по пади оврага, едва не пав жертвами саблезубого лающего воинства – несколько диких собак весьма колоритной внешности, худые, с ввалившимися ребрами, выскочили на гребень оврага, но пары пуль хватило, чтобы их отогнать. Эти «гадкие койоты», видимо, неплохо разбирались в огнестрельном оружии. Пришлось наращивать скорость, сбивать их со следа. А Молчун, в котором все чаще проявлялись задатки настоящего мужчины, бдительно охранял наш отход и принимал профилактические меры, скалясь и рыча в пустое пространство. До парковки на улице Курчатова, которую венчал памятник перевернутому «Хаммеру», оставалось метров семьдесят, из дымки вырастали каменные джунгли, когда всё и стряслось! Вспышка, хлопок, и ослепительный яркий свет прожег роговицы глаз. Мне под ноги бросили световую гранату! Я не ослеп, но зрение временно угасло, и мир перевернулся! Зачем?! Мы не желали никому зла! Нас окружали какие-то люди, отрывисто перекликались мужчины – это был один из замаскированных блокпостов местных колонистов. Меня грубо сбили с ног, отправили в нокаут – я рухнул на колени, вытрясал звон из ушей. Послышалось рычание, прогремела автоматная очередь – и как ножом по горлу собачье скуление! Пыхтел Кузьма, вырываясь из цепких объятий. Взвизгнул тоненьким голоском:
– Дяденька, я свой! – произошла короткая заминка, что-то рухнуло, покатилось, истошно завопил мужчина – так визжат, когда прилетает ногой в паховую область. Кузьма умел постоять за себя. Но это лишь добавило ярости местным – с гневными воплями они набросились на мальчонку, и все это, судя по звукам, плохо кончилось.
– Кретины, что вы творите, мы вам не сделали ничего плохого! – голосила Ольга. – Убери свои клешни, вонючка! Мы же к вам пришли, как к порядочным! Карнаш, я тебя прибью, куда ты нас привел?!
Я взревел от охватившего меня негодования, с ревом подпрыгнул. В глазах бесилась цветомузыка, но я чувствовал, что сзади кто-то стоит. Я ударил его локтем – напористо, с душевным подъемом, вложив в удар весь вес своего тела. Это был один из лучших моих ударов! Оппонент переломился, как кирпич, разбитый каратистом, даже охнуть не успел. Я чувствовал каждой клеточкой кожи, что на меня уже летят! И рыбкой подался вбок, покатился по земле, отбивая незащищенные места (у меня в эту минуту ВСЕ места были незащищенные!). Выдалась минутка, чтобы проорать:
– Мужики, прекращайте! Мы пришли к вам через весь город! Мне нужна Марина Черкасова, я ее жених!
