Больше всего на свете в этот час хотелось выжить! Головы работали на поставленную задачу. Пробить кордоны – нереально, нужно уходить в другом направлении. Ох, как неуютно в чужом монастыре… Мы нашли проход в подвал, отключив пожилого господина – местного хранителя. Всё лицо его было изрыто рубцами – похоже, били плетьми. Ну и порядочки… Мы крались сумрачными помещениями, отыскивая выход, который бы, по возможности, не охранялся. Выход был – мы выползали из подвальной ниши в полузамкнутый дворик, загроможденный коробками и ящиками, похожими на снарядные. Но выход охранялся! Их было двое, мужского пола, они стояли рядом с компактным джипом «Субару», оснащенным приподнятым ковшом. Миниатюрный бульдозер. Альтернативы не было. Я бежал на цыпочках, не успев даже взвесить свое решение. Пробежал полпути, когда они обернулись. На них неслось в гнетущей тишине убийственное чудовище с оскаленной пастью! Одному я швырнул в горло Маринкин нож, другой пустился наутек, споткнувшись и выронив автомат – да и шут с ним… Двигатель работал, я сел за руль, дождался, пока рассядется бравая команда, и рванул в ближайшую сумрачную подворотню…
Нам могли упасть на «хвост» уже через несколько минут. Сомнительно, что сбежавший будет молчать. Улица Курчатова изгибалась к северу, огибала Снегири. Мы ехали! Я намеренно сдерживал педаль газа, чтобы не выдать себя. Просто едет маленький бульдозер по своим делам… Моя команда скорчилась на полу, а я старался сохранять невозмутимую физиономию. Из серой пелены вырастали многоэтажки. Многие из них были разрушены, но примерно треть выглядела неплохо и, похоже, продолжала служить жильем. По дымчатой хмари бродили какие-то люди. Мужчина в чистой спецовке подметал тротуар. С примыкающей улочки выбрался бронированный автобус, пропустил нас по всем правилам ПДД и пристроился в хвост. Он, сам того не ведая, прикрыл нас! Навстречу промаршировала колонна военных. Мужики, навьюченные, как ишаки, шли в колонну по два. В стороне от подразделения двигалась строгого вида дама в форменной утепленной шапочке, короткой куртке с меховой опушкой и щегольских сапожках. Помада на губах пылала за километр! Я подмигнул, криво улыбнулся ей, проезжая мимо (глупость, но не удержался) – дама резко обернулась, пораженная неслыханной наглостью…
Из клубящегося сумрака выползало море. Оно начиналось там, где когда-то улица Красных Зорь смыкалась с улицей Тайгинской. Раньше в этом месте было озеро Спартака. Теперь оно «немного» разрослось. Терпение лопалось, я утопил газ, и через несколько минут дребезжащая конструкция уже въезжала на территорию так называемого порта. Здесь действительно имелся причал. Его окружали деревянные сараи и что-то смутно похожее на доки. Мои надежды оправдались – данный объект практически не охранялся! Зачем, если он расположен в глубоком тылу? У вдающегося в море пирса прохлаждались две нелепые каракатицы (естественно, их собирали с ноля) – наполовину деревянные, наполовину жестяные конструкции с задними и передними палубами, угловатыми надстройками и рубками…
А позади уже рокотали моторы, стреляли в воздух возбужденные люди! Мы бросили бульдозер у края причала – не думаю, что он смог бы проехать по дощатому пирсу. Мы мчались со всех ног по щербатому настилу, а к причалам уже подъезжали машины, набитые мужчинами и женщинами. Бледный портовый работник затрапезного вида сматывал канат на палубе левой каракатицы. Он попятился, узрев разгоряченных людей с оружием. Рухнул на колени, воздев руки в небо при виде нацеленного ствола. Ольга уже перепрыгивала через борт, за ней кубарем катился Кузьма.
– Есть посторонние на борту? – проорала Ольга.
– Нет, госпожа, – пролепетал мужчина. – Обе команды недавно разошлись… Они отправляются на промысел завтра днем…
– Заводи мотор! – Она приставила к его лбу автомат. – Живо! Ни о чем не спрашивай! Всё сделаешь – будешь жить!
Я пару раз оглянулся через плечо, видел, как они карабкались в рубку. Кузьма, получив лаконичное указание, сматывал канат со стального кнехта. А те, что гнались за нами, похоже, сошли с ума. На машинах с широкими колесными базами они ломанулись прямо на пирс! Подпрыгивали доски настила, машины неслись, едва не падая в воду. Пассажиры вели беспорядочный огонь. Я рухнул, где стоял, принялся долбить прицельными очередями по передним колесам. Я должен был попасть, иначе грош цена последнему шансу… Я попал! Лопнуло колесо, забились ошметки протектора. Машина стала вилять. А вот этого ей делать было нельзя! Задние колеса сорвались с пирса, машина накренилась – с кузова пикапа в воду посыпались люди! Но она не упала, зацепилась за выступающий из воды конец сваи, так и осталась висеть под углом. Вторая машина не смогла проехать, билась в задний бампер, чтобы стряхнуть ее, но тщетно. Тогда из заднего транспорта стали высаживаться люди. А я вставил новый магазин и перенес огонь на соседнюю каракатицу. Хрен вам, а не погоня! Я тщательно долбил по рубке, стараясь вывести из строя панель управления. Не знаю уж, чего добился…
– Карнаш, сюда! – проорала Ольга.
Посудина уже дрожала, тряслись и скрипели ржавые борта. Я перепрыгнул через борт, перекатился по палубе. «Добрый» дядечка, помогший завести этот ужас, получил по заслугам – был отпущен на свободу. Затравленно озираясь, пригибая голову, он семенил к правому борту отходящего от пирса судна, рухнул бревном в ледяную воду, поплыл под сваи, яростно загребая руками…
– Карнаш, справляйся сам! – проорала из рубки Ольга. – Я тут, типа, у руля, пытаюсь его зафиксировать! Кузьма, а ну назад, не лезть под пули! Тащи вон ту железку!
Я катился к борту. По жести палубы стучали пули. На удаляющемся пирсе царил форменный кавардак. Я мог уже не стрелять. Я и не стрелял, берег патроны. Метались люди между автомобилями и второй каракатицей. Кто-то лез в рубку, пытался завести мотор. Я видел, как там искрило, струился дымок, посудина никуда не двигалась – похоже, я не зря обстрелял эту штуку.
Накал стрельбы спадал, мы отдалялись все дальше от берега по прямой линии. Вскоре стрельба оборвалась. Я поднялся, не веря, что все закончилось. Из рубки спрыгнул Кузьма, он радостно хихикал. За ним спускалась смертельно уставшая Ольга, ее штормило, качало – похоже, они подперли чем-то штурвал, соорудив примитивный «автопилот». Рассекая волну, каракатица углублялась в пучины пресноводного моря. Бледнели, заворачиваясь в дымку, контуры высоток. Тушевался пирс, на котором по-прежнему царила суета. Я потащился к Ольге, сооружая виноватую улыбку. Внезапно она вскинула голову и стала совсем белой. Застыл Кузьма, глупо разинув рот. Я почувствовал, как стремительно пересыхает в горле. Что за черт? Охваченный тяжелыми предчувствиями, я обернулся.
Рыжая бестия по имени Алиса Павловна – мокрая и предельно злая – уже перевалилась через борт и сидела на нем. Выжила, гадина! Притворилась мертвой! Одна нога была на палубе, другая за бортом. Она держала пистолет в вытянутой руке. Я мог бы, конечно, попробовать вскинуть автомат, но… Не хотелось же верить, что все закончилось! Эти мраки, судя по всему, никогда не закончатся! Она находилась, возможно, в кузове пикапа, с которого люди стряхивались в воду. Вместо того чтобы податься к пирсу, она подалась за нашим судном, которое только отходило от причала на малой скорости, уцепилась за что-то…
