Дохтуров навел. Сто саженей — это выстрел прямой; в теории пуля ударит в точку прицеливания. Поправок на расстояние не требуется. Когда взгляд переместился вдаль, черная мушка в прорези целика, как всегда, стала размытой.
Пора. Он потянул спуск.
«Нет. К черту!»
И тут же — выстрел. Второй, третий.
Дохтуров замер. Недоуменно смотрел на винтовку.
Нет: выстрелы звучали сверху. Кто-то палил в белый свет как в копейку.
Павел Романович поднял голову — в окне ходовой рубки мотался капитан, подогретый шустовским снадобьем. В правой руке — револьвер, в левой — рупор мегафона.
— На б-барже! — металлически сказал капитан, поднеся к губам жестяной раструб. — Всем отдать кон-цы!.. — И снова прицелился.
— Мерзавец! — взревел Агранцев. — Господин хорунжий, уймите его!
Но казачий офицер не успел даже тронуться с места.
Дохтуров поднял недавно полученный от ротмистра наган и выстрелил сразу, не целясь. Капитанский револьвер полетел на палубу. Из рубки донесся крик.
— Нет, вы только взгляните! — воскликнул пассажир в пенсне.
Павел Романович приподнялся на локте. Брошенная ввиду неожиданного вмешательства винтовка лежала рядом, с нерастраченным боекомплектом. Но в ней теперь не было необходимости: оба «артиллериста» на барже со всех ног улепетывали от своего орудия, петляя, будто по ним вели беглый огонь гвардейские гренадеры.
Это бегство мгновенно и в корне изменило ситуацию. Теперь ялик оказался в пренеприятном положении: лишенный прикрытия, он сделался беззащитен.
«Джон Сильвер» это сразу уразумел. Потеря ноги никак не сказалась на его сообразительности. Он выпрямился во весь рост и обругал трусов на барже так изощренно, что матрос с «Самсона», не убоявшийся недавно выступить против Агранцева, уважительно крякнул.
Но даже самое искусное сквернословие не могло спасти ялик. И одноногий бандит это прекраснейшим образом понимал.
— Авдотья! — закричал он. — А ну-ка жахни!..
Баба в платке, стоявшая на носу, прыснула к пушке.
«А ведь и впрямь… — подумал Павел Романович. — Ведь сейчас она действительно… жахнет!»
Дальше события, и без того сменявшие друг друга стремительно, пустились в галоп.
Одноногий завопил что-то командно-тревожное, и баба понеслась со всех ног, мельтеша сбитыми пятками. А сам одноногий три раза пальнул в пароход. Где-то разбилось стекло.
Должно быть, «Джон Сильвер» стрелял ради острастки, дабы для своей Авдотьи выгадать время, но получилось некстати.
Хорунжий, словно очнувшись, рванул ремешок кобуры. И через секунду одноногий кувырнулся с ялика за борт — только деревяшка мелькнула.
Казачий офицер говорил правду: он и впрямь неплохо стрелял.
— Товарищ Стаценко-о! — разнесся над Сунгари отчаянный женский вопль. — Платон Игнатьич!..
Баба кинулась к борту баржи, и Дохтуров подумал, что она сейчас бросится в реку. Но этого не случилось. И баба, и бородатый мужик в ялике, сидевший на веслах, — оба замерли, вглядываясь в воду, словно надеялись, что «товарищ Стаценко» вопреки очевидному все-таки вынырнет на поверхность.
— Ого! — сказал ротмистр. — Да это совсем не бандиты. Это ведь красные.
— Стойте, — хорунжий вдруг напрягся. — Слышите?
Издалека, за излучиной Сунгари, раздавалось поспешное «чух-чух-чух», а над лесом тянулся размытый косматый дымок.
— Ах, черт! — выдохнул ротмистр. — Паровой катер. Так я и думал!
— Полагаете, сообщники? — спросил хорунжий.
— Какое там «полагаю»! Определенно. Это их основные силы.
«А ведь и верно, — подумал Павел Романович. — Двоим с ялика с нами не справиться, будь у них хоть батарея на барже. Да и не стали бы те стрелять по своим».
— Господин хорунжий! Принудите капитана немедленно дать ход!
Адъютант кинулся выполнять, но матросы сами, не дожидаясь команды, встали у шпиля и принялись выбирать цепь. Хорунжий тем временем одним махом взлетел по короткому трапу к рубке.
В этот момент раздался дробный грохочущий звук — словно десяток ковалей зачастили молотками по стальному листу. На рубке вдруг появилась цепочка круглых черных отверстий. Хорунжий, который стоял уже на последней ступеньке, вдруг надломился в спине — и навзничь полетел вниз. Тут же Дохтуров различил сухой треск, доносившийся со стороны катера. Глубоко сидевший в воде, он был уже в прямой видимости и шел прямо на «Самсона».
— Полундра! — завопили матросы. — Красные из пулемета стригут!
Все кинулись прочь. Впереди мелко семенила старуха в лиловом платье, с меловым лицом. За ней — господин в белом костюме. Он поравнялся с Дохтуровым, и в этот момент голова у господина внезапно будто взорвалась. Павел Романович ощутил на губах солоноватые брызги. Машинально провел рукой по лицу, глянул — ладонь была в красном.
— Лечь! — Ротмистр сбил Павла Романовича с ног и сам упал.
Несмотря на расстояние, пулемет работал уверенно. Чувствовалась опытная рука. За несколько секунд рубка «Самсона» совершенно преобразилась. Трудно даже представить, что кто-то мог в ней уцелеть.
— Кончено, — сказал Агранцев, не поднимая головы. — Вы, доктор, плавать умеете?
— Умею.
— Ну, тогда валяйте за борт.
— А вы?
— Я в каюту.
Раздался орудийный выстрел, и над пароходом пропел снаряд.
Дохтуров вскочил.
Всего в тридцати шагах был коридор, который вел к каютам. Дверь закрыта. Открыть ее — лишняя пара секунд.
Он бежал по палубе и мысленным взором будто со стороны видел свою незащищенную спину. Прекраснейшая мишень. Попасть в нее для хорошего пулеметчика — никакой сложности.
Сзади послышался топот. Ротмистр? А пулемет на катере пока молчит. Отчего он бездействует?
Дверь приближалась. Уж совсем рядом! И вдруг она начала раскрываться. Выглянуло чье-то лицо. Некий господин с кошачьими усиками надумал полюбопытничать — в самый неподходящий момент.
«Заслонил путь! Ни раньше, ни позже…» — успел подумать Дохтуров.
В этот момент раздался тяжкий удар, палуба под ногами выгнулась, и Павел Романович с размаху полетел куда-то вниз, в жаркую темноту.
Глава шестая
ПОЛИЦЕЙСКАЯ АТТЕСТАЦИЯ
С уверенностью можно сказать: сыскное управление полицейского департамента в Харбине немало приобрело в лице Мирона Михайловича Карвасарова. А начинал он в Санкт-Петербурге, еще при несравненном Путилине. Карьера складывалась неровно: в чине поручика из армии перевелся в полицию ввиду полной неперспективности дальнейшей службы в пехоте. Мыкался прикомандированным офицером, но вскоре в 1-й Адмиралтейской части открылась вакансия младшего помощника квартального надзирателя. А спустя всего два года улыбнулась фортуна, да как! — получил Мирон Михайлович место помощника пристава. И это недавний пехотный поручик! Теперь, казалось, дорога прямая — в приставы или, чем черт не шутит, даже и в полицмейстеры.
