— Запишут в свидетели.
— Пускай.
— Ну, как хотите, — сказал ротмистр. Он огляделся. — Как назло, ни одного ваньки! Где их черт носит!
Между тем старичок-генерал, стоявший поодаль, этот разговор слушал поначалу с недоумением, а после — с откровенным испугом. Он украдкой проверил карман шинели и, не обнаружив там револьвера, понял, что сбылись его худшие опасения.
— Господа!.. — задребезжал он. — Вы мошенники!..
Все повернулись к нему. Штатский хмыкнул, а ротмистр сказал с укоризной:
— Ваше превосходительство, ну как вам…
Не договорил.
Со стороны «Харбинского Метрополя» раздался хлопок, за ним второй, третий. А затем из углового окна второго этажа, как раз там, где располагался восемнадцатый нумер, выскочило пламя. В солнечном свете было оно почти что бесплотным. В соседнем нумере тоже расколотилось стекло, и тут уж запылало изрядно. А потом и пошло одно за другим: окна лопались, как пузыри, разбрызгивали огонь, а следом дым тянулся наверх, ввинчиваясь под крышу.
Завизжал бабий голос, захныкал ребенок.
Постоялец из восемнадцатого побледнел.
— Господь милосердный…
Потом наклонил голову и стремглав кинулся к мостовой. Но его удержали.
— С ума спятили?! — прошипел ротмистр, сжимая ему плечо.
— Не понимаете!.. У меня чемодан!..
— Что, сударь, вы миллионщик? Деньги у вас? Да хоть бы и так — плюньте. Покойнику капитал ни к чему.
Меж тем публики прибывало.
— Вона-вона занялось! — радостно вскрикнул лоточник со жжеными петушками. — Ну, пойдет черт по бочкам!..
Возле гостиницы образовалась небольшая толпа. Слышались голоса:
— Полицию!
— Куды там! В команду бежать!
— Звони, звони!
— А китаец-то, глянь! Глазищи круглые, что твой француз!
И верно, на крыльцо выбежал Синг Ли Мин, глянул ввысь. Подпрыгнул на месте, хлопнув себя по ляжкам, и тут же скрылся за дверью.
— Конец, — сказал ротмистр. — Надобно уходить, и скорее.
Со стороны вокзала показалась пролетка с мухортой кобылой, бежавшей весьма резво.
— Стой! Сюда, сюда!
Извозчик осадил лошадь.
— Однако, — сказал он, сбив на затылок картуз, — весело тут.
— Поговори у меня, — ответил ротмистр. — Давай в Модяговку! И чтоб духом единым!
Он первым заскочил в пролетку. Оглянулся, встретившись на миг глазами со штатским. Тот ухватил под мышки старого генерала и рывком переправил в пролетку. Забрался следом. Рессорный экипаж качнулся. Возница, крякнув, поворотился, но ничего не сказал.
— Трогай! — прикрикнул ротмистр.
Кучер подхватил было вожжи, но тут штатский глянул на тротуар, где остался гость из восемнадцатого.
— Придержи-ка, — сказал штатский вознице и повернулся к доктору. — Сударь, поехали с нами. Ей-богу, теперь сыскным не до вас. Позже порадуете их откровениями. Если охота не отпадет. Давайте, что ли, свой саквояж!
* * *
Особняк стоял за узорчатой чугунной оградой. Он был двухэтажным, с двумя флигелями. Дом казался прелестным, и даже бледно-розового цвета стены нимало его не портили.
Позади кованых узких ворот на высоком стуле восседал швейцар в ливрее и при золотых позументах. Сбоку, на решетке, имелась небольшая полочка, на которой стояла тарелочка для визиток.
— Не прикажете ли за цветами? — спросил кучер, перегибаясь с козел. — Тут уж так принято. Знаем-с.
Ротмистр молча вручил ему ассигнацию и спрыгнул наземь.
— На чаек бы добавить… — заныл по привычке кучер, но, поймав взгляд офицера, немедленно смолк.
— Прибыли, — констатировал штатский, когда пролетка скрылась за поворотом. — Пойдемте, господа.
От ворот к особняку, через газон с розовыми кустами, вела широкая дорожка, посыпанная песком. Выводила прямиком к крыльцу — с портиком, с мраморными колоннами.
На первом этаже открылось просторное помещение. Нечто промежуточное между ресторацией средней руки и хорошей кондитерской. На стенах — картины в тяжелых рамах (постоялец из восемнадцатого машинально отметил копию Батоне, весьма неплохую), в центре зала — белый концертный рояль. Поодаль расположился оркестрион. А вдоль стен, под снежными скатертями, стояли столики. На венских стульях — немногочисленные, надо сказать, посетители. Только мужчины, без дам. Прислуживали двое официантов. В белых брюках, заправленных в красные полусапожки, белых перчатках и в малиновых рубахах с золочеными поясками.
Дальний угол занимал ломберный стол с зеленым сукном, за ним шла игра.
Ротмистр уверенно прошествовал в зал.
Штатский подмигнул доктору:
— Пойдемте.
Уселись все четверо — правда, после некоторой заминки, потому что старый генерал ни за что не соглашался расстаться с шинелью. В конце концов от него отступились, и он, покряхтывая, сел — с видом подозрительным и недовольным. Подлетевший официант подал меню. Однако еще до заказа на столе появились запотевший хрустальный графинчик, рюмки и блюдо с нарезанной бужениной.
Ротмистр устроился так, что свободно мог наблюдать за игрой, которая его увлекла совершенно. Он сидел вполоборота и, казалось, вовсе позабыл спутниках.
— Не возражаете, если закажу на всех? — спросил штатский, подвигая меню.
— Я не при деньгах, — сказал постоялец из восемнадцатого.
— Это понятно, — ответил штатский. — Но, может, согласитесь принять угощение? Не чинясь? Скажем так: в долг.
Доктор пожал плечами. С того самого момента, как они покинули «Харбинский Метрополь», он почти все время молчал и вид имел несколько оглушенный.
— Вот и славно, — проговорил штатский, — люблю, когда без церемоний. А все эти морген-фри терпеть не могу! Давайте-ка лучше выпьем.
Он наполнил рюмки и выпил, не дожидаясь. Закусил бужениной.
— Вот что я думаю, господа, — сказал штатский, повеселев. — То, что мы тут собрались, не случайно. Это судьба. Фата-моргана. Или, если угодно, рука Провидения. Коли так, надо ж нам наконец познакомиться. А то как-то не по-человечески получается.
Он вытащил из серебряного кольца салфетку, заложил и произнес со значением:
— Сопов Клавдий Симеонович. Купеческого сословия.
— Клавдий Симеонович?.. — переспросил ротмистр. — Экого бравурного звучания у вас имя-отчество!
— Уж какое есть.
— Не обижайтесь. Это я от зависти. Мое именование значительно проще. Штаб-ротмистр Агранцев, Владимир Петрович.
— Где вы служили? — спросил вдруг старик в генеральской шинели.
