Остановились неподалеку от того места, где, забросанное ветками, лежало тело рябого.
— Вот здесь вы меня подождете. Я быстро вернусь.
— А если нет? — спросил ротмистр.
— Тогда — на ваше усмотрение.
— Вы уверены в том, что задумали?
Павел Романович посмотрел в глаза ротмистру.
— Не уверен. Но я попробую.
— Как знаете, — ответил Агранцев. Он сел на землю рядом с Дроздовой, подтянул ближе винтовку.
И ничего более не сказал.
…Вернулся Павел Романович много позже, чем обещал. К этому времени светлая полоска на востоке сделалась заметно ярче.
— Вы одни? — спросил ротмистр.
Дохтуров ответил не сразу, и ротмистру пришлось повторить свой вопрос.
— Да, — ответил Павел Романович.
— Что так?
Дохтуров опустился в стороне, жестом пригласил ротмистра придвинуться.
— Они все мертвы.
Агранцев внимательно посмотрел на него:
— Я знаю, вы не из тех, кто шутит подобным образом. Следовательно?..
— Все, как в «Метрополе». У каждого сломана шея, тем же манером.
— А красные сторожа?
— Те живы… как будто. Я к ним близко не подходил.
— Вот штука! — Ротмистр негромко присвистнул. Помолчал, что-то соображая. — Я думаю, нашей даме лучше не сообщать ничего… Ладно, идемте. — Агранцев резво, как на пружинах, поднялся на ноги. — Надо торопиться, покуда не рассвело.
— Надо, — согласился Павел Романович. Он снова оглянулся — как недавно в амбаре. Однако никого не заметил. И все же он не был уверен, что за ними никто не наблюдал в тот момент.
* * *
Вопрос: почему стреляли с дрезины?
Ответ очевиден: на всякий случай. Дозору некогда разбираться, кто там на путях копошится. А может, знали, как своих отличить.
Но теперь дрезина ушла, и надо ждать поезда.
Перелесок кончался, они вновь приближались к насыпи. Агранцев шел впереди, мадемуазель Дроздова опиралась на его руку. Дохтуров шагал следом, немного прихрамывая, — каменная крошка посекла ногу сильнее, чем он думал. Боль, сперва незаметная, теперь усилилась.
Ротмистр остановился там, где кончались кусты, осторожно развел ветки руками. Посмотрел вправо-влево.
«Тук-тук-ту-ду», — послышалось вдруг из-за поворота.
— Поезд! — воскликнула Анну.
— Подождите! — крикнул Агранцев, но она его не услышала.
Взбежала на насыпь, взмахнула руками, точно полететь собралась. И вдруг замерла. Края мантильки трепетали у нее за спиной, как крылья испуганной птицы.
— Ой!..
Павел Романович увидел, что с противоположной стороны навстречу поднимаются люди в форме. Двое рядовых — и один с погонами урядника.
— Ага! — сказал урядник, весело разглядывая Анну, — так я и думал! Сами к нам вышли. Кидай винтовку на землю! — крикнул он ротмистру. — А ты (это уже Павлу Романовичу), ежели есть что в карманах, вынь осторожно, чтобы я видел. И тоже — на насыпь. Бобрыкин! Я сейчас их пощупаю. А ты держи покуда на мушке, — велел он одному из солдат.
— Не изволь сомневаться, Петро Харитонович. На ходу-то дал я промашку, но уж тут все точно исполню.
Шум приближавшегося поезда стал громче.
— Слазь с насыпи! — скомандовал урядник.
Под прицелом Бобрыкина Дохтуров со спутниками быстро спустились на ту сторону.
— Ну вот, — сказал Агранцев, — теперь за Анну Николаевну я совершенно спокоен. Мы в безопасности. Да еще и с охраной.
За время, проведенное вместе, Павел Романович успел неплохо изучить ротмистра. И понимал, что спокойствие его — напускное. Зная обыкновение Агранцева решать затруднения самым радикальным образом, он быстро сказал уряднику:
— Мы не враги. Наш пароход захватили. Мы бежали от красных…
— От красных? — переспросил урядник. Некая мыслительная работа отразилась на его лице. А потом он сказал: — Бобрыкин, за старшего. А я сейчас… Дай-кось фонарь!
Он вскарабкался на насыпь и побежал навстречу поезду, на бегу семафоря зажженным электрическим фонарем.
Глава четырнадцатая
ПУТЕШЕСТВИЕ НА «СПРАВЕДЛИВОМ»
— Пятьдесят верст по тайге? Хорошенькое дело!
Человек в черных кожаных штанах, кожаной куртке и кожаном же картузе улыбался. Улыбка была хорошей, сочувственной.
Павел Романович подумал, что давно уж не видел такой.
— И как только барышня перетерпела…
Дохтуров и сам не понимал — как. Однако — выдержала. И теперь отдыхала в отдельном купе. Купе принадлежало есаулу Вербицкому (Олег Олегычу — как представлялся он сам).
С есаулом беседовали уж третий час. Поведали о коллизиях, приключившихся за последнее время. Не обо всех, конечно, — лишь о тех, что происходили после того, как взошли на борт «Самсона». Впрочем, сейчас разговор шел в основном между есаулом и ротмистром — Павел Романович больше молчал.
Думал. И мысли складывались большей частью совсем невеселые.
С одной стороны, разумеется, повезло, что живыми выбрались. Могли запросто сгинуть в тайге. Но с другой… Кто знает, что ждет впереди? Уж сколько всего выпало! Вот и поезд, который их подобрал, далеко не простой. Даже собственное наименование имеет — «Справедливый». А, кроме имени, существует другое определение: бронепоезд огневой поддержки.
Принадлежал сей бронепоезд Особому монгольскому отряду атамана Семина, и катил он сейчас (в смысле, бронепоезд, а не атаман) по восточной ветке в сторону, противоположную от Харбина, нацеливаясь на Хайлар. А далее — на станцию Маньчжурия.
На первый взгляд, ничего страшного. Где-то даже интересно: всамделишный бронепоезд! Анна Николаевна так и сказала — весьма увлекательное путешествие.
Увлекательное?
Едва ли. «Справедливый» шел из ремонта, после боев. И вовсю поспешал на запад: атаману-то приходилось туго теперь! По этой причине бронепоезд двигался без остановок. И при всем желании Олег Олегович Вербицкий, его командир, ничем не мог помочь своим спутникам. Для него самого задержка в пути могла иметь самые роковые последствия.
«Получается, придется нам до самого Хайлара на этом чудище странствовать?» — спросил сам себя Павел Романович. И сам же ответил: придется.
Это было очень некстати — они все более удалялись от места катастрофы «Самсона». А Павел Романович положил для себя непременно туда вернуться.
Дело заключалось в рыжем саке. Саквояж тот остался в каюте и пошел на дно заодно с пароходом. Но кто сказал, что его нельзя поднять на поверхность?
