— Кто? — не понял Павел Романович.
— Блудница. Это в Писании сказано. Помните?
— А вы сами-то в храм ходите? — спросил Дохтуров.
— Хожу. В Свято-Николаевском так чудесно служат!
— Неужели каждое воскресенье?
— Нет. А вы?
— Я совсем не бываю. Не получается у меня молиться, — ответил Павел Романович.
— А знаете, я более всего Бога за государя молю.
— Да? А как же отец?
— И за папу тоже, конечно. Но за государя — в особенности.
— Почему?
— Уж очень жалко его. Все предали, все! Слышала, будто даже конвой императорский государя оставил. К матросам переметнулся! А ведь как он о них пекся! Еще бы: императорские казаки, золотая сотня… Подумаю — и будто кто сердце сжимает. Вы какие-нибудь новости слышали?
— О государе? Нет, ничего. Знаете, Анна Николаевна, — сказал Дохтуров, меняя тему, — я ведь зашел узнать, не надо ли вам чего.
— Мне? Как будто нет… Впрочем, нет ли у вас водки?
— Простите?
— Ну да, водки. Я думаю, выпью — и тогда, наконец, засну.
— Вы так уже поступали прежде?
— Нет. Но Екатерина Ивановна, я слышала, говорила маме, что от бессонницы хорошо помогает.
Дохтуров засмеялся.
Дроздова посмотрела на него и тоже улыбнулась.
— Я глупость сказала?
— Что вы, все правильно.
«Странно, — подумал Дохтуров. — Она говорит сейчас, как ребенок. Но она не была ребенком, когда под носом убийц мазала мне руки человеческим жиром. Там она была другой. И я не знаю, когда она мне нравилась больше».
— Знаете, — сказал он, — я вам пунш сделаю. Хотите?
— Хочу.
— А вы прежде пробовали?
Дроздова покачала головой.
— Понятно.
Он поднялся уходить, но Анна Николаевна вдруг остановила его, непринужденно потянув за рукав:
— Подождите! Я вспомнила, о чем хотела спросить.
— Да?
— Тогда, на хуторе, над лесом аэроплан кружил. Вы заметили?
— Заметил.
— Это был наш аэроплан?
— Должно быть.
— Отчего же пилот не вызвал помощь?
Вопрос был наивным. Причин могло быть великое множество, но теперь это неважно. Главное, они выбрались.
— Я думаю, когда-нибудь мы это узнаем.
Достать чаю и водки удалось не вдруг. Когда, наконец, пунш был готов, Павел Романович снова постучал в дверь купе мадемуазель Дроздовой.
Никто не ответил.
Он опустился на корточки и, в некотором смущении глянув по сторонам, приблизил ухо к дверной створке. За дверью он услышал легкое размеренное дыхание.
* * *
— Вы не задавались вопросом, каким образом нас выследили в тайге? — спросил Павел Романович.
— Кто?
Вопрос. И в самом деле — кто? Что за сила охотится за ними, начиная с харбинского «Метрополя»? Пора бы уж как-то назвать, хотя бы условно.
Павел Романович ненадолго задумался.
— Геката, — сказал он.
— Простите?..
— Геката. По мнению древних греков, сия богиня заведует кошмарами и подземными монстрами. А ночами любит гулять по грешной земле в компании стигийских собачек о трех головах. Для нашей ситуации образ самый что ни есть подходящий.
Агранцев пожал плечами.
— Пусть будет Геката, — ротмистр неожиданно зевнул. — И что же вы предлагаете?
— Перехватить инициативу.
— Вот как! Иными словами, хотите сами сразиться с этой предположительной дамой?
— Прежде намерен выяснить, кто ей помог нас обнаружить.
— Каким таким образом?
— Сами судите. Нас смогли выследить от «Метрополя». Далее Геката узнала, что от Дорис мы поспешили на пароход. Так?
— Допустим.
— Теперь вопрос — как следить за пароходом?
— А почему вы думаете, что за ним следили? — спросил ротмистр. — Может, ждали на пункте назначения. Куда бы мы с него по пути делись?
— Если так, то не было бы событий на хуторе. Сообщить, что пароход остановлен красными уголовниками, да еще указать, где они стали на ночлег, мог только внешний наблюдатель.
— Ни один внешний наблюдатель не сумел бы доставить известие столь быстро, — заявил ротмистр.
— Аэроплан над лесом помните?
— Конечно. Я сам вам на него указал, — ответил Агранцев и вдруг запнулся. — Полагаете?..
— Да. Разглядеть, куда направился отряд коммунаров, и успеть о том донести, мог только пилот.
— Пожалуй. Значит, эта ваша нечисть…
— Геката.
— Черт с ним, пусть будет Геката! Значит, она обзавелась собственной авиацией? С кем же нам довелось на деле столкнуться?
— Неизвестно. Но мы выясним. Это и станет нашим первым встречным ударом. Как назывался аэроплан? «Сопвич»?
— Верно, — ответил Агранцев. — Слушайте, а ведь это мысль. Нужно узнать, кто располагает такими машинами. После отыщем пилота. А там, Бог даст, доберемся и до этой вашей Гекаты с собачками. Как вы их называли?
— Стигийские псы. Только не забывайте, что у Гекаты тоже — три головы.
Часть II
Глава первая
ПОЛИЦЕЙСКОЕ СЧАСТЬЕ
Полковник Карвасаров не любил официальных приемов. Там он внутренне изводился, ощущал себя не в своей тарелке и пользовался малейшим предлогом, чтобы откланяться.
Более сильное отвращение ему внушали разве что мидии. Полковник вообще не признавал морской живности на столе, кроме привычной рыбы. От одного только запаха морских гадов ему становилось нехорошо. А что до моллюсков, то их начальник сыскной полиции прямо-таки ненавидел.
Но сегодня, фигурально выражаясь, обе нелюбви ухватили Мирона Михайловича за бока — причем одновременно. Дело в том, что был он приглашен на именины к главному казначею управления дороги. И ладно б один — тогда бы наверняка сослался на занятость. Но на приеме предполагался директор полицейского департамента. А тому сказку про служебную надобность не расскажешь. И так уж немало упреков наслушался. Что-де не знает политесу и не умеет ладить с нужными людьми. А в нынешнее несладкое, мутное время ладить приходилось с такими типами, коих в прежние-то года следовало немедленно упечь за решетку. Да и проследить еще, чтоб там оставались подольше.
Словом, попала собака в колесо — пищи, да беги.
