— А ну не паникерствовать! — орал срывающимся голосом лейтенант Кружевский, гневно стреляя глазами в Гурвича.
— Да что вы, товарищ лейтенант, какой из меня паникер, — нервно хихикал Гурвич. — Сами должны понимать, что немцы просто так людьми не разбрасываются. Трудновато нам придется…
Завершилась артиллерийская подготовка, над позициями зависла оглушительная тишина. Судорожно крестился бывший полицай Демченко. У «социально близкого» Фикуса подергивалась левая половина лица.
— Ну, что, старшой, спишут нас сегодня в расход? — Он пытался улыбнуться, подмигнуть, но не мог избавиться от чудовищной гримасы.
— А ты представь, что ты верующий, — заикаясь, говорил Ванька Чеботаев Владимиру Ильичу Рыщенко, — и сразу легче станет. Серьезно тебе говорю. Ведь душа у тебя бессмертная, так? Ее убить невозможно. А тело потеряешь, да и бес с ним, оно у тебя все равно хреновое. Зато в раю будем жить — там тепло, светло, комары не кусают, не орет никто под ухом…
— Да я вроде как верующий в душе… — стучал зубами Рыщенко. — Не говорил никому никогда, но, бывало, крестился украдкой. Ни одной молитвы, правда, не помню… Все равно страшно, Ванька, — опупеть как страшно…
— Рота, приготовиться к атаке! — прогремел над позициями грозный рык Кумарина.
— Да готовы уже, сколько можно тянуть, — проворчал Игумнов.
— А ты не спеши, Федор, не спеши, — возразил Гурвич. — Радуйся жизни, пока еще можно. В атаку всегда успеем.
— Эй, заградотряд, вы здесь?! — гаркнул в тишину Костюк.
Несколько мгновений царило безмолвие — солдаты затаили дыхание. Послышался отдаленный насмешливый голос:
— Здесь, здесь, не волнуйся.
— Ну, слава богу! — прокричал Костюк. — Вы, ребята, там не спите, оберегайте нас, вдруг противник с тыла зайдет!
Солдаты нервно захихикали. Улыбнулся даже молчаливый дезертир Кустарь — на мгновение, но осветилось морщинистое лицо, ожили глаза, спрятанные под складками и мешками.
— Кстати, бойцы, имеется информация! — прокричал где-то слева комиссар Боев. — Не знаю, обрадует она вас или огорчит, но повеселит — это точно! По данным разведки напротив нас занимает позицию второй штрафной батальон девятой мотопехотной дивизии вермахта!
Солдаты оживились.
— Братаны!!! — взвыл в пространство Фикус.
Над позициями штрафников прокатился хохот. «А ничего хорошего, кстати, в этом нет, — успел подумать Зорин. — Такой же лихой, непредсказуемый и склонный к эксцессам народец».
— Вот и пойдем сейчас брататься! — проорал комроты Кумарин. — Что, рота, не надоела еще эта размеренная скучная жизнь? Вперед! Штурмовые группы — на позиции!!!
— Ну что, мужики, потанцуем? — Зорин крякнул и начал выбираться из окопа.
* * *
И сразу все забилось, заискрилось, загрохотало! Вспыхнули мощные прожекторы на немецкой стороне. Людская лавина — все сто восемьдесят человек — покатилась к первой линии проволочного заграждения — по рытвинам, расщелинам, по неубранным солдатским телам. Плотность огня нарастала. Люди падали, ползли, цеплялись за землю.
— Отделение, короткими перебежками, вперед! — скомандовал Зорин. — Головы не поднимать, нет там наверху ничего интересного! И не отставать!
До первой линии колючей проволоки атакующие добрались вполне успешно. Предшественники проделали в ней достаточно брешей. Люди падали в ямы, прятались за разбитой техникой, за телами павших, от которых уже распространялся характерный запашок. Штурмовые колонны готовились к атаке — первый, второй, третий взводы. Четвертый оставался в резерве у подножия высоты. Третий взвод, в котором шел Зорин, наступал слева, остальные шли правее. Люди перебирались через кривулины проволочного заграждения — кто-то ползком, кто-то перекатывался, кто-то на четвереньках. Бежали под защиту подбитых танков, корчились в канавах. Зорин грубыми тычками подгонял полумертвого Демченко.
— Стариков, Липатов, прикройте пулеметчика! Федор, ищи позицию! Прикроешь нас, когда пойдем!
Добраться до второго ряда колючей проволоки было труднее. Сто метров простреливаемого пространства.
— Гранаты бросайте! — крикнул Зорин. — Товарищ лейтенант, прикажите всем бросать гранаты!
— А на хрена? — не понял Гурвич.
— Дымовая завеса — мы проскочим!
Приказа ждать не стали. Люди швыряли противопехотные наступательные РГД с небольшим радиусом разлета осколков. Взвилась стена огня и дыма.
— Хватит! Больше не бросать! — истошно завопил Кружевский и первым бросился вперед, исчез в клубах дыма. Пока не разошлась завеса, люди понеслись за ним, прорвались через рваное заграждение, рассредоточивались, выискивая укрытие. Пули сыпались на головы — с высоты велся непрерывный огонь, дробно стучали пулеметы, долбили МП-40.
— Федор, ко мне! — Зорин махнул рукой, и Игумнов, волоча за собой пулемет, скатился в глубокую рытвину. — Пригнись, Федор, давай без геройства. От тебя вся наша жизнь теперь зависит. Не спеши, вычисли пулеметчика на нашем участке — он есть, вон как долбит. А как пойдем, строчи по нему, патронов не жалей. Подави его, Федор. Не убьешь — так хоть дезориентируй… Справишься?
— Справлюсь, Алексей…
— Давай работай. А как пройдем, догонишь.
Он не чувствовал страха. Боевой азарт обуял. Переползал от бойца к бойцу, говорил какие-то слова, хлопал по плечам. В грохоте сражения никто не слышал приказы батальонного начальства. Ориентировались на приказы своих командиров. Это было что-то страшное! Разве можно возлагать ответственность за людей на неоперившихся пацанов, едва закончивших военные училища?! Храбрые, злые и немцев люто ненавидят, но разве сделаешь фрица только злобой и ненавистью? Он стонал от бессилия, наблюдая за этим кошмаром. Первый взвод под командованием лейтенанта Мокроусова встал в полный рост и кинулся на штурм высоты! Толпой! Без пулеметного прикрытия! Дурак лейтенант, решил, что семьдесят метров до немецких окопов — это пустяк. Картинно взмахнул пистолетом, проорал боевой клич. А бойцы, подогретые азартом и временным успехом, уже обгоняли его, бежали на высоту с прикрученными к карабинам штыками. Жуткий рев «А-аааа!!!» заглушил стрельбу.
Пулеметчик невозмутимо выполнял свою работу. Бегущие первыми погибли все до единого. И вместе с ними геройской, но глупой смертью погиб лейтенант Мокро-усов. Но жив еще был политрук, подгонял солдат. Пулеметчик строчил без пауз. Бойцы валились гроздьями, но задние бежали — на автомате, без трезвых мыслей в головах. Их оставалась совсем горстка — вот семеро, шестеро… Последние трое взбежали на бруствер — вроде как добрались — их и срезал последней очередью пулеметчик…
Поднялся капитан Кумарин, идущий в центре, с бойцами второго взвода. Хватило ума пригнуться, но тоже махнул пистолетом — за Родину, дескать! Побежал зигзагом, припадая на левую ногу — повредить успел где-то. Поднимались бойцы, устремлялись за ним, но уже не тупо: падали, перекатывались, стреляли из карабинов, вставали, бежали дальше.
