Я озирал потрепанное войско, сильно сомневаясь, что данным составом мы свернем горы. Четверо калек, которым опостылело работать сутками за гроши и получать разносы от начальства.
– Чего злая такая? – попытался я расшевелить Янку. Но попытка не удалась; она пожала плечами и стерла крошки с губ.
– Предменструальный синдром, – объяснил Крюгер. – Магния попить надо.
Янка выстрелила из обоих глаз, но Крюгер увернулся. Венька собрался сострить, но, пока открывал рот, забыл, что хотел сказать. Янка чуть помялась и объяснила:
– Тетушка из Апрелевки вчера звонила. Плачет, говорить спокойно не может. Птичий грипп проник в район, демоны в ОЗК облаву учинили. Деревню в кольцо – и по всем дворам.
– Птичек убивают, – хмыкнул Венька, – чтобы не болели. В неудачном месте живем, коллеги. В России два опасных коридора миграции птиц: Хакасия и Новосибирская область.
– Сорок кур истребили, полтора десятка гусей... – зачем-то загибала пальцы Янка.
– Так им, я слышал, компенсируют, – заметил я. – Сотню за курицу, триста – за гуся.
– Заплатили по двести, – вздохнула Янка. – Денег, говорят, на всех не хватит.
– С голода не умрем, – успокоил Крюгер, – ножки Буша будем есть. Ведь Буши – они как? – приходят и уходят, а ножки остаются. Слушай, командир, ты не хочешь меня отправить на важное государственное задание?
– Сегодня ты не пьешь, – отрезал я. – Бутылка пива на опохмел – и точка. Увижу пьяным в конце дня – пеняй на себя. Есть желающие поработать?
– По которому из покойников? – ухмыльнулся Венька. – У нас теперь, как ни верти, а на каждого – по брату.
– Не юродствуй, – поморщилась Янка.
– Пока одно можно сказать определенно: человек, подставивший «Оку» Григоренко под нас с Венькой, – не из тех, кто отдыхает в «Белых зорях». Семеро, включая администратора и охранника, остались на базе, когда мы ее покинули. «Ока» уже была под Федориной горкой. Не сходится. Нас никто не обгонял.
– И не похоже, чтобы в планы мерзавца входило нас убить, – подумав, предположил Венька. – Не тот инструмент. Может, просто запугать...
– Или покалечить. Но чего-то эти хлопцы боятся. Возможно, мы уже зацепились за ниточку, но не отдаем себе отчет или вот-вот зацепимся...
– На базе определенно что-то неладно, – подтвердил терзающую меня догадку Венька. – Я внимательно наблюдал за этими туристами и не мог взять в толк, в чем лажа. Такое ощущение, что над нами измываются...
– В самую точку, – подтвердил я. – Существо в лохмотьях имело место, оно проявило несвойственную агрессию, напав на одну из девиц. Тут понятно – девицы не сочиняют.
– Не сочиняют, – поддакнул Венька. – Что было, то было. И все же кто-то из присутствующих усердно водил нас за нос...
– Прямо мистика какая-то, – перекривилась Янка.
– Я тоже не пойму, кто из нас с похмелья, – проворчал Крюгер, разбираясь с закипевшим чайником. – Ребята, вы сильно-то мозги не напрягайте. Какое отношение к убийствам в Рыдалове имеет этот самый «то ли бык, то ли тур»?
– Должен иметь, – тряхнул шевелюрой Венька. – Я сердцем чую, к вечеру мы должны кое-что раскопать.
Мы даже не догадывались, что это «кое-что» раскопается уже через час и произведет эффект взорвавшейся бомбы!
– Давайте думать, где зарыта собака, – сказал я. – С убийствами Гарбуса, Грушницкого и Башлыкова нам пока не светит. Александр Иванович Григоренко... До выхода на пенсию работал конвоиром на зоне строгого режима № 45989. Буквальные слова, произнесенные в беседе: «Я знаю, что произошло пятнадцать лет назад...» Коллеги, это единственное, от чего мы можем плясать. Что произошло пятнадцать лет назад?
– Где? – спросил Венька.
– Да ты пешком под стол ходил, – отмахнулся Крюгер.
– А у меня первые месячные начались... – задумчиво прошептала Янка. – Ох, перепугалась я!
– Шевелите мозгами, – рассердился я. – Что-то связанное с зоной. Бунт, побег, массовая драка, убийство, разборки между сотрудниками... Начнем с зоны. До учреждения – километров восемьдесят, кому-то из вас придется съездить. Венька, это ты. Пулей мчись в гараж, найдешь Литовченко – он опять под машиной дрыхнет; скажи, что дело не терпит отлагательств, и туда.
– А где это? – растерялся Венька.
– У Литовченко спроси, – я скрипнул зубами. – Работник пожилой, должен знать. От Абахи километров сорок.
– Ладно. – Венька встал и с озадаченным взглядом зашевелил губами: – Пятнадцать лет назад... А с чего вдруг такая точность, командир? Именно пятнадцать?
– Нет, – я резко замотал головой, – собирай до кучи все, что было интересного с девяностого по девяносто второй год. Хрен его знает, что он понимал под фразой «пятнадцать лет назад». Ни пуха, Венька, будь на связи.
Одного из трех я сплавил и теперь неприязненно озирал оставшихся. Крюгер, за неимением водки, дул четвертый стакан чая. Не от цирроза помрет, так от накипи. Яна Владимировна перевела на меня бездонные глаза и стала прикидывать, куда я ее сейчас сплавлю.
– Ты пошел вчера к Стукановскому, – ткнул я пальцем в Крюгера; тот поперхнулся чаем и закашлялся. Я подождал. – Стукач, зная твою слабость, тебя услужливо и напоил.
Крюгер молчал. Он не был специалистом по ответам на риторические вопросы.
– Но прежде чем исполнить твою заветную мечту, он рассказал что-нибудь ценное?
Крюгер виновато посмотрел в пол.
– Знаешь, Артем, он, кажется, собирался...
– Вперед! – заорал я. – И без победы не возвращаться! И не дай бог к обеду ты будешь в свинячем виде – уволю на хрен!
Старшего лейтенанта как дождем смыло. Яна Владимировна посмотрела на меня с укором.
– Не смотри, – огрызнулся я, – сам знаю, что перегибаю. Но как с вами иначе?... Аппендицит в порядке?
– В порядке, – кивнула Янка. – Побаливает. Такое чувство, Артем, что в животе ребенок завелся...
– Больничный до какого числа?
– На весь сентябрь...
– Так иди тогда с богом.
– Перестань, – поморщилась Янка. – Дома тошно. Родня чахнет. И знаешь, чуткая женская логика подсказывает, что ты собрался взвалить на меня пусть не тяжелую, но изнурительную работу.
– Да, ты любишь чесать языком... Сходи с криминалистами пообщайся: они осматривали машину Григоренко. Сама в нее загляни – может, что-то заприметишь свежим взглядом. Пошукай сержанта Лысенко – он обнаружил труп Григоренко; потрещи с медиками – не подбросят ли новостей? Как знать – в безрадостные дни случаются приятные открытия. А коль совсем уж безделье заест, смотайся в Лизавете Михайловне... урожденной Перепелюк – поспрашивай о соседе.
– Крюгера логичнее послать, – усмехнулась Янка.
