Недоуменно повертев головой, я выпил остатки воды, спустился пополнить запас, посидел на камешке, смоля сигарету. Солнце скрылось за горизонтом, берег уже не блестел. Преобладали фиолетовые краски.
Я шел на север, пока позволяла видимость, пока темнота не заволокла долину. С погодой пока везло, облака развеялись, на иссиня-черном небе горели и подмигивали звезды. Последнее, что я увидел в полумраке – как тропа впервые за день оторвалась от реки и повернула влево. Вокруг меня громоздился хаос каменных джунглей. Я сунулся в щель, но уткнулся в тупик; повернул обратно, взобрался на ступенчатый булыжник, всмотрелся в темноту. Сплошные зубцы, склоны, прочерченные ломаными линиями, – нагромождение мертвого камня. На востоке короткая гряда возвышалась над лабиринтом, но идти туда смысла не было. Последующие полчаса я посвятил поиску убежища. Пещеры в этом ареале отсутствовали, ночевка на свежем воздухе не вдохновляла. Я нашел вывернутую глыбу, под ней полость, натаскал туда жухлой травы.
Под двумя свитерами, кожаной курткой и водостойкой накидкой я чувствовал себя неплохо. Холод не беспокоил. Пахло глиной, сухой травой. Скребся какой-то грызун. Покурив, я завернулся в накидку, закрыл глаза в полной уверенности, что сразу усну... И пролежал так битый час. Считал баранов (себя я тоже посчитал), представил блюда, выставленные на бесконечно длинном столе: рагу в сметане, устричные грибы, трюфеля, гигантские криветки, гусь в фольге, цыпленок жареный, новоорлеанская джамбалайя с раками... Открыл глаза и стал таращиться на оконечность гряды, смутно обрисованную на фоне фиолетового неба. Оборванные зубцы – словно график нестабильной валюты, корявый ствол иссохшего дерева, провал V-образной формы, волдырь скалы, похожий на сутулого человека, желтый диск луны...
Сна не было ни в одном глазу. Я зажмурился, выбросил все из головы. Бесполезно. Открыл глаза и вновь уныло созерцал «нестабильный график», иссохший ствол, провал, желтый диск, каменный зуб, похожий на человека...
Стоп. Почему не так? «Неправильно сели», – как выразился бывший президент. Не может двигаться луна с такой скоростью. Она была правее скалы! А теперь вдруг стала слева. С какой стати? Я протер глаза. Луна действительно сместилась. Вернее, сместилась не луна, а огрызок скалы, который оказался человеком на краю гребня...
Я наблюдал за ним, затаив дыхание, и пришел к выводу, что он стоит ко мне спиной. Это несколько успокаивало. Но смотрелось ирреально. Человек наблюдал за тем, что происходит на обратной стороне гребня и в целях улучшения обзора менял позицию. Отступал, сливался со скалами... До гребня было метров семьдесят (а что, интересно, за гребнем?). Фигура была нескладная – угловатая, сутулая, то ли шапка на голове, то ли грива волос. Движения кошачьи, проворные. Одет в мешковатое рубище, нормальные люди такое не носят – а следовательно, это мог быть только человек НЕНОРМАЛЬНЫЙ...
Дыхание перехватило. Так вот мы какие, северные олени... Я многое мог допустить. Что группа зэков под заочным предводительством старшего товарища слямзила золото, перебив профессиональную охрану. Каким-то чудом дотащила его до Ашлымбаша (почему, кстати, именно сюда?). Даже то, что угловатый и нескладный (!) Вахланкин остался жив, когда упал с рюкзаком в водопад, а потом сошел с ума – от природной к тому предрасположенности, чувства обладания несметными богатствами и точного попадания в голову. Одного я не мог допустить – что не ладящий с головой человек мог прожить в тайге пятнадцать лет и прекрасно себя чувствовать! В тайге встречаются люди (не говоря уж о диких зверях), это не выселки за тысячу верст от цивилизации. Не остров, где круглый год плодоносят абрикосы. Это Сибирь, где восемь месяцев в году, между прочим, довольно холодно. Не верю! Беллетристика. Должно быть объяснение. Хотя во всем остальном...
Силуэт качнулся, начал пропадать. Я насторожился – человек собрался слезть. Зачем? Подкрасться ближе? А чего он там забыл? Роль простого статиста мне уже надоела. Клюнул петух. Я на корточках выбрался из-под выворотня и перебежал к соседней скале. Человек спускался – бесшумно, ловко, причем не на мою сторону гребня, а на обратную...
Я чувствовал возбуждение. Задачка не из простых – вычислить путь из лабиринта и не привлечь внимание слоновьим топотом. Я вынул пистолет, нырнул в ближайшую щель. Хорошо, что в добром хозяйстве имеется вторая обойма...
Незнакомец испарился – я его не видел. Надеюсь, он тоже меня не заметил – не зря же я в целях безопасности проделал по лабиринту внушительную дугу и почти не сопел. Через двадцать минут я сидел за раздробленной скалой и с любопытством озирался. Гряда сместилась, стала более покатой. Лабиринты продолжались и на этой стороне, но теперь я видел реку метрах в ста от укрытия. Вернее, не саму реку, а черноту обрыва, откуда доносился плеск воды. А еще костер у края расщелины, и пятерых людей, одетых по-походному, сидящих в тесном конспиративном кружке...
По-хорошему, я должен был выйти и торжественно объявить собравшимся, что они находятся под наблюдением. Но решил повременить. Не бросится этот крендель на пятерых, трое из которых сильны и пышут здоровьем. Люди приглушенно беседовали. Мужчина что-то вещал хорошо поставленным голосом. Хихикали девицы. Нужно было срочно менять диспозицию. Несколько минут я вглядывался в окружающее пространство, пытаясь вычислить незнакомца. Не удалось. Пришлось работать на страх и риск. С максимальной осторожностью я на корточках выбрался из-за скалы и отправился в просвет между сомкнувшимися глыбами...
Спустя отрезок времени я лежал на козырьке фрагмента неживой природы и ловил обрывки разговора. Впрочем, тайн государственной важности туристы друг другу не поверяли. Отблески костра плясали по лицам...
– Главное, хозяйская сметливость, – хвастливо заявил Валентин Голованов, манипулируя над костром. – Если видишь, что бежит еда – не зевай. Консервы никуда не денутся, потом съедим, а вот здоровая дичь, да под водочку... Готовьтесь, коллеги, – еще десять минут, и будет чем стимулировать свои хватательные навыки.
«Утку зацепили», – тоскливо подумал я, поводя носом.
– Насчет консервов – ты прав... От них точно ласты склеишь... – проворчал закутанный в штормовку Мурзин. В профиль его лицо казалось плоским и каким-то не вполне доделанным.
– Из ласт и склеили. В лучшем случае, – произнес Куницын, сидящий анфас к «зрительному залу». Девицы, жмущиеся друг к дружке, хихикнули.
– Да что ты понимаешь! – возмутился Голованов. – Моржовая тушенка – шикарный деликатес! Миру это чудо еще предстоит понять, оценить и вздрогнуть! Единственный цех по переработке ластоногих на планете – в чукотском поселке Лорино. Открылся совсем недавно. Ты подожди, Куницын, – через год-другой производство расширится, тюленей и моржей в консервированном виде будут поставлять в лучшие дома Европы по элитным ценам...
– А у тебя она откуда? – сдерживая смех, спросил Мурзин.
– Приятель привез.
– Приятель явно не из общества по защите моржей, – развеселилась рыжая.
– И их детородных органов, – грубовато добавила брюнетка.
