– Когда ты ушел из Края? – спросил я, чтобы отвлечь его от этого занятия.
– Что?
– Я не видел тебя в Крае. Ты ушел до меня… или появился после?
– А, – коротко сказал Сантана. – Я не был в Крае. Я до последнего работал с капитаном. Сам знаешь, некоторые вещи мы понимаем намного лучше него. Его расстраивало, что то, что рождается по стандартам ДНК, – очень несовершенное и плохо приспособлено к выживанию. Он занимался улучшениями, но многие из улучшений не уживались с человеческим сознанием.
– Шутишь.
– Нисколько. Я десять лет жизни отдам, чтобы не встречаться с теми штуковинами, которые у него с ума посходили. Надеюсь, они передохли. Строго говоря, – добавил Сантана, – мы все тот самый генетический мусор и уроды. Как ни странно прозвучит, но нормальные на этой планете – синдромеры и сумасшедшее старичье. Они появлялись на свет естественным путем… Каждый из них – продукт тысячелетнего генетического отбора, а мы – слив из того, что капитан намешал в своих колбах…
Он остановился и вытер пот со впалой щеки.
– Жарко…
– А я еще вполне ничего…
Сантана развернул плоскую медицинскую сумочку, нерешительно покатал в ладони несколько красных шариков-таблеток.
– Подбодрит, конечно… – пробормотал он.
Я остановился. Под ботинками скрипнуло битое стекло.
– Что там полезного? Давай сюда.
И Сантана решился, сам проглотил пару таблеток и мне две скормил.
Солнце вылезло в зенит, повисело там алым, грозным, а потом потащилось вниз, запутавшись в каком-то нестерпимо-красном киселе. От земли жарило так, что ноги болели до колен. Мои кожаные штаны перестали сгибаться, и я шагал как жираф. Лямка рюкзака упиралась в плечо сначала ощутимо, потом тяжело, а потом вцепилась в кость будто бесовский раскаленный кнут.
Дышал я носом, но язык лежал во рту, словно запеченная мышь.
Нет воды, нет. Во всем мире нет воды, ее не существует, и потому я не могу хотеть пить. Я никогда не видел белопенных юбок водопадов, красной мозаики на дне прозрачного ручья, никогда не видел мятого ведра Денни… и самого Денни я никогда не видел.
Пустыня тихонько поплыла и перевернулась. Она и не пустыня вовсе, а стылый космос за выпуклыми линзами экранов, белый звездный свет, и солнечное яркое пятно.
Капитан Белка с гигантским шприцем наперевес подбирается ко мне и шепчет: «Ну-с, Марк, один укол, и ты никогда больше не захочешь пить. Хорошее улучшение, правда?»
«Я хочу пить», – пробормотал я в ответ…
«Нет-нет. Это так НЕСОВЕРШЕННО.»
«Я хочу пить! Понял? Хочу!!!»
Капитан взмахнул шприцем и всадил иглу мне в шею.
В шею. Прямо в коммуникационный паз. В биокоробе глухо щелкнуло: отключена первая степень защиты.
– Стой! – заорал я и выгнулся.
Космос взорвался. Солнце светило мне прямо в глаза, лиловое, в грязной оторочке вечернего света. Руки, которыми я упирался в землю, вспыхнули.
– Если будешь дергаться – сделаешь мне больно… – предупредил меня Сантана. Он скинул повязку и снова смотрел светлым слоистым глазом, словно диковинная птица-падальщик, ослепшая от голода.
Короткий изогнутый крюк, вцепившийся в паз на моей шее, провернулся с еле слышным щелчком. В горле глухо булькнуло, кровь выплеснулась на белую руку Сантаны и немного – на краешек черного свитера.
– Не шевелись, – сказал Сантана. – Мне больно.
И я застыл. По глотке волочилось что-то рыхлое и жирное, оно то опускалось ниже, то клубилось прямо в горле, и тогда толчками выплескивалась свежая кровь.
В солнечных искрах, красные, словно лакированные, вдруг вытянулись длинные фигуры и обступили нас.
Сантана ахнул и выпустил меня, но я никуда драпать не собирался, а, наоборот, вцепился в него и забормотал, отплевываясь от соленых сгустков:
– Что это за хрень? Где их кожа? Кожа где?
Фигуры согнулись разом, и я увидел внимательные глаза-шарики.
– С-суки, – выдохнул Сантана и схватился за мои плечи. – Не шевелись, а… Не шевелись…
Начался чудовищный хоровод. Покачиваясь и скрипя желтыми и синеватыми связками, выворачивая руки и голени, фигуры затопали вокруг нас, иногда, когда кто-то из них разворачивался и раскрывал рот, я видел живой розовый скользкий язык.
– Кыш, – несмело пробормотал Сантана, и я увидел, как он тянется к рюкзаку.
Они ушли прежде, чем он начал стрелять. Ушли, оставив чудовищные следы – капли, комки, нитки, трубки, – все живое и быстро высыхающее на вечернем солнце.
– З-закрой мой короб, – сказал я, пытаясь подняться.
– Марк, – сказал Сантана спокойно и деловито. – Прости. Но у тебя в охлаждающей системе есть вода. Нам хватит на двоих – стакан точно наберется.
– Закрой мой короб!!!
– Как хочешь. – Изогнутым крюком он снова подцепил паз на шее, повернул, дернул, и мне стало легче.
– Все, – сказал я Сантане. – Желаю удачно поучаствовать в освобождении мира. Пока.
– Марк! – крикнул он мне вслед. – Ма-арк! Я сдохну, и ты будешь виноват! Ты меня убьешь, понял?
Как жаль, что у меня закончился ром. Самое время – все мои внутренности болят, а во рту мерзкий вкус металла с душком открытой раны, оставленной преть на солнцепеке.
Я не оборачивался, но знал, что он бредет следом за мной.
Так мы и ползли по пустыне, словно два глупых муравья, две черненькие точки на каменном столе нового мира, и когда солнце село, тьма поглотила нас.
На кладбище было полным-полно разрытых могил. Не тех, прежних, а относительно свежих, над которыми вместо крестов и памятников сооружали кучку из камней. Так вот, кучки остались, а под ними зияли черные ямы.
Из них несло прохладой и запахом сырой глины. Воду я нашел. Из стены грубо сложенного склепа торчала ржавая труба и бежала из нее идеально холодная и чистая струйка. Сначала я налил воды в флягу и тут же все выпил. Меня вывернуло через пять минут, и я стал осмотрительнее. Снова набрал воды, но пил маленькими глотками. Потом отмыл руки и лицо от соленой мерзкой корки, привалился к стене склепа и задышал, стараясь успокоиться.
Вместо солнца надо мной теперь болталась лимонно-желтая луна, похожая на пирог с глазурью из свежей цедры. Черные кресты поднимались в ночи, как черные солдаты с арбалетами наперевес. Мне даже показалось, что я различаю лица.
За ними вилась фигурная ограда – это копейщики, восставшие из мертвых, чтобы взять бастион-склеп… А над склепом, раскинув руки, с благостным и приятным лицом вздымается мраморный генерал – с бородой и в хитоне.
Наполнив фляжку третий раз, я бросил рюкзак, и побрел назад, спотыкаясь и сползая вниз по земляным насыпям.
