Кисель здесь был отменный. И всегда горячая вода.
Я вымылся в одной из душевых: белый кафель, прозрачные капли, кусочек медового мыла в индивидуальной упаковке!
Не в силах справиться с ощущениями, я уселся на резиновый коврик и позволил воде просто стекать по плечам и волосам. Словно горячие добрые пальцы. Словно кто-то гладит меня по голове.
В это время стиральная машина прилежно крутила мою одежку, то и дело сплевывая в трубы черную отработанную воду.
Форма кого-то из прежних, давно умерших, была мне сильно велика, но ничего лучше я не нашел: мягкая серая майка, плотный яркий комбинезон с удобными навесными карманами.
Наконец-то зеркало, нормальное зеркало, целое и без мыльных лишаев. Я взглянул в него лишь мельком и отвернулся с отвращением. Показалось, что глянул на меня оттуда Командор и капитан Белка одновременно, слипшиеся в одно чудовищное небритое рыло.
Напустив пару, я побрился, глядя в маленький уголочек зеркала, который регулярно вытирал от туманного налета.
Моя одежда покрутилась еще немного в стиральной машине и вдруг вывалилась наружу, в пластиковое корытце, выглаженная и сухая.
Это был сигнал: отдохнул и до свидания, помылся и дальше потопал. Ну, вперед. Командор не любил чужого присутствия.
– Я еще поем, – сообщил я и полез в кладовые: брикеты замороженных обедов, смутные очертания россыпей горошка, кукурузы, картофеля и фасоли сквозь белый тугой пластик. Ведра картофельного пюре, галереи сухих колбас. Стеллаж с копченостями в вакуумных тонких листах напомнил мне книжный шкаф, только здесь, стоит потянуть лист, как повалит следом морозный пар, а полка внизу отскочит и предложит двенадцать видов хрустящих хлебцев в разноцветных упаковках.
Я взял брикет черничного киселя и вышел. Дверь хранилища радостно поползла закрываться и долго хрустела всеми своими секретными замками, пока я наполнял кипятком белую пластиковую кружку и размешивал в ней сладко пахнущий брикетик.
С дымящейся кружкой в руке я вернулся на пост Командора и некоторое время тихонько наблюдал за работой системы слежения. Экраны подавали информацию очень быстро, короткими картинками, но мне хватило: какой-то придурок в зеленой дутой куртке меряет линейкой чью-то голову и записывает показатели в блокнот. Черные строгие ряды синдромеров собираются вместе, потом растекаются осьминогом и в долю секунды перестраиваются в ровный смертельный квадрат. Из могилы что-то тащат и жрут.
– Командор, – позвал я.
Картинки ушли с экранов. Командор вернулся и смотрел на меня глазами мудрой черепахи.
– Позволь мне через тебя связаться с капитаном.
– С какой целью? – поинтересовался Командор.
Его голос чуть запаздывал: прорывался на секунду позже, чем изображение открывало или закрывало рот.
Я молчал.
– Он знает, что всем вам конец, – благодушно сообщил Командор. – Для этого не нужно своими глазами наблюдать за процессом, достаточно его запустить.
– Капитан ничем уже не мог нам помочь, – отозвался я. – Он убрался домой, потому что извел всю энергию. Я сам видел энергоотсек, там осталось в живых всего два-три кристалла. Позови его теперь, пожалуйста.
Командор скривился.
– Слушай, – заторопился я. – Я понимаю: ты от него не в восторге. Но ведь он попытался возродить то, что не смог защитить ты. И сейчас ты спокойно наблюдаешь за нашей гибелью, а у самого полные склады еды. Если ты не хочешь нам помочь, так дай хотя бы шанс – пусть капитан снова вмешается, привезет еще энергии… он что-нибудь придумает. Иначе – нам конец, ты понимаешь? Ты же видишь сам, на экранах видишь, что происходит, и чем дальше, тем нелепее. В городах полно глупых старичков, которым до лампочки все трения, они растят лимоны на подоконниках и… умничают на собраниях. Они как дети – их много, их очень много. Ну куда им деваться, если синдромерам вздумается рвануть с места или Альянсы примутся таскать по их головам украденные «сайленты»? Вспомни – когда-то твоей задачей было охранять и оберегать нас… Ты сломался, что ли?
Командор выслушал, медленно моргая воспаленными веками.
– Моей задачей никогда не было защищать вас, – наконец ответил он. – Я должен был защищать тех, прежних. Их больше нет. А что такое вы – мне наплевать, и как вы будете подыхать, меня тоже не волнует.
– На мой взгляд, ты херню несешь, – честно сказал я. Он умел вывести меня из себя за несколько минут и жутко бесил своим неуместным снобизмом.
Командор прищурил глаза и стал похож на аллигатора.
– Марк, есть такие моменты, которые называются точками невозврата. Все, что копошится после них, обречено по определению. Ничтожная попытка капитана возродить планету была обречена с самого начала. Не нужно было ничего возрождать. Если цивилизация не способна защитить себя на высоких уровнях развития, значит, она развивалась неправильно и зря. Значит, ошибка была совершена когда-то очень давно – допустим, слишком поздно изобрели колесо. Это непоправимо. И гибель такой цивилизации – ее закономерный конец, который не переиграть.
– Капитан переиграл.
Командор хмыкнул и исчез с экрана. Его заменил Край – наш Край, с хрустящими пальмовыми листьями, поражающий воображение яркостью красок и невероятными картинами: льющимися плавно холмами, цветущими ветками, картинно качающимися прямо перед камерой, белыми редкими крышами домиков… нужно очень внимательно присмотреться, чтобы увидеть переливы защитной пленки, накрывшей рай словно шатер – столик гадалки с хрустальным шаром.
Я увидел «сайлента». Бесшумный, гибкий, он медленно продвигался сквозь ветви шагом патрульного полицейского.
– Более сильные особи выбирают себе лучшие места обитания, – сказал Командор. – Слабые сидят в своих пустыньках. Им даже в голову не приходит сдвинуться с места.
Это была правда. Никому из северных городов не приходило в голову покинуть их в поисках лучшей жизни. Да что там – мне тоже не особо хотелось…
«Сайлент» на экране развернулся и пошел обратно. Я не смог разглядеть его имя: кто-то вымазал корпус машины серо-зеленой краской, такой же, как и вездеход Дема.
– Капитан говорил вам, что вы все равны? – спросил Командор.
– Исключение было, – тихо отозвался я. – Так как нам доверили «сайлентов»…
– То вас заодно и кастрировали.
– Что?
– У тебя пробел в словаре? Вдумайся, Марк. Кем еще назвать здорового мужчину, который способен только мечтать, придумывать небылицы и сажать цветы, но не может защитить свою жизнь и жизнь своей подружки?
Кисель я допивать не стал. Просто не мог. Он не лез мне в глотку, хотя я был очень голоден.
– Я виноват, ага. Не убийцы, а я.
– Их останавливают, Комерг. Не ложатся под них подыхать, а останавливают: берут в руки ствол и стреляют. Хочешь продлить свою жизнь и спасти пару-другую друзей – научись, наконец, стрелять по целям, и я выдам тебе Ворона, как и обещал. Небольшая услуга мне за долгую жизнь для тебя и твоих близких – здесь хватит на всех.
