– Нет.
Командор мотнул головой и откинулся назад – я разглядел, что по ту сторону у него все так же, как было по эту: кружка с чайным пакетиком справа, фуражка слева.
– Засиделись мы. Пора и честь знать. – Мне очень нравились эти его старинные фразочки, но не нравился их смысл.
– Вытащи от синдромеров еще одного человека. Тоже последний ребенок. Сантана.
– Этот парень много что понимает в выгоде и мало – в дружеских услугах, – коротко сказал Командор.
– Сам разберусь.
Еще один рай – хомячий рай обиженной программы. Командор мог все: он мог связаться с капитаном Белкой, мог послать сигнал бедствия, мог впустить в свои катакомбы сотни тысяч людей и обеспечить им достойную жизнь, а не мрачное существование, он мог разнести синдромеров, мог уничтожить Край, но он ничего не делал.
Он исправно включал и выключал вентиляцию в своих лабиринтах и следил за температурой морозилок. Квереон, оставленный человечеством с надеждой на возрождение, превратился в программу «умный дом» и нес чушь, от которой у меня зубы начинали ныть.
Даже капитана Белку было проще понять, чем Командора.
К черту его. Думаю, он все-таки сломался, и делать здесь больше нечего.
И все-таки перед тем, как уходить, я прошелся по глухим темным коридорам с глазками аварийных ламп на потолке и завернул в жутко любопытное для меня место: на крошечный балкончик над зияющей пропастью.
С первого взгляда казалось, что пропасть пуста. Но привыкнув к темноте, можно было рассмотреть смутные линии чего-то огромного, черного, в чем хотелось узнать «сайлента», но не удавалось ни с какого ракурса.
Это была аналогичная разработка, оставшаяся с тех времен: спящий исполин-ворон, безупречный, тяжелый и молчащий совершенно иным способом, нежели «сайлент».
От молчания этой машины веяло холодом и угрозой, но я долго мог рассматривать его плывущие линии, массивные выступы и развернутые плечи с ребристым покрытием, на котором тускло мерцал свет единственного огонька, спрятанного прямо под надзорным балкончиком.
– Привет, – шепотом сказал я, но шепот разнесло по углам, словно на крыльях вороньей стаи.
Ворон поражал меня так же, как школьников поражают кости тираннозавра или светскую модницу, привыкшую к изяществу золотых цепочек, поражают килограммовые серьги египетских цариц.
– Нравится? – шепнул над ухом динамик. – А ведь я подыскиваю для него пилота. Был бы ты хоть немного поумнее…
Отвечать Командору я не стал.
С восхищением и уважением к прошлому, создавшему эту потрясающую красоту и силу, я долго стоял на балкончике и думал: как все-таки странно схожи бывают изобретения…
Прямо с балкончика я полез наружу по жутко головоломным лестницам. Все они были снабжены огоньками-указателями и привинчены к отвесной стене. Забавно оказаться посередине пути, если Командор погасит указатели: висишь себе над пропастью, и лестниц вокруг целые толпы и пучки. И куда ни полезь – вечно получается, что лезешь ты вверх и вбок, но никак не вниз, чтобы вернуться на исходную и отдохнуть, и не вверх, чтобы выбраться из ловушки.
Хитрая штука эти лестничные лабиринты.
Развинтив люк, я осмотрелся и вылез на разбитый бетонный язык, похожий на взлетно-посадочную полосу. Люк втянуло обратно, и его очертания безукоризненно вписались в узор трещинок на покрытии.
Дул сильный ветер, чуть не срывая с моего плеча рюкзак. Ободранный плащ и вовсе грозился лопнуть пополам и улететь. Тучи ползли черные, с оливковой изнанкой. Нездоровые тучи. Солнца я не увидел вовсе. Вместо него по небу тащилась прямоугольная дрянь, похожая на взмывшую ввысь пачку сигарет.
Тихонько гудел напряженный воздух. Вдали все так же покачивался город-корабль, но теперь он явно готовился затонуть – с него бежали крысы. Ровными рядами, пригнувшись, с короткими стволами наперевес, они бежали размеренно, но торопливо.
Перед ними, судорожно вращая колесами и гусеницами, катилась тяжелая техника, укрытая серыми сетками с какими-то лоскутами, торчащими во все стороны.
Все это бежало и ехало прямо на меня – оставалось каких-то полкилометра. Чертово поле было пустым. Ни ангара, ни склада. На мне все еще держалась защита-невидимка, которой Командор снабжал вылезающего из его норок «суслика», но жить ей оставалось не больше пяти минут.
Бежать пришлось наобум – если не видишь, куда прятаться, это не значит, что нужно торчать посередине. Сбоку от летной полосы я нашел-таки укрытие – какую-то странную траншею, выбитую в бетоне. Ветер надел мне плащ на голову, сзади послышалось размеренное «гр-р-а-х» и понесло запахом машинного масла и горячим железом.
В траншее было тесно, и я сжался как мог. Прямо надо мной с диковинным стрекотом, наклонив вперед круглый нос, пронеслась великолепная штуковина – вертолет с красной полосой на белом боку. На полосе красовалась надпись – «С днем свадьбы!», но торчащего с автоматом наперевес синдромера она не смущала. Он строго смотрел куда-то вдаль и меня не заметил.
Черная лавина все не кончалась. Неужели где-то набралось столько людей, мельком подумал я. Уму непостижимо, здесь их… очень много.
Сначала мне показалось, что они бегут куда-то далеко и собрались штурмовать какой-нибудь замок прекрасной принцессы или что-то в этом роде, но новый порыв ветра пронесся по полосе при идеальной тишине.
Синдромеры остановились, медленными боковыми шажками расправили свои ряды и вдруг сомкнули их в странный квадрат, выставив технику по периметру.
Все снова стихло, и из тумана, из смутных очертаний предгрозовой мглы выступили высокие фигуры. Они шли, преувеличенно глубоко сгибая колени и раскачивая длинными руками. Шли ровным клином – стоило одному полностью выйти из тумана, как по крылам строя показывались двое следующих.
Белые выпуклые тела смахивали на акульи, и поневоле хотелось найти на них раскрытую пасть, но ее не было.
Величественные и прекрасные, они вышли на полосу, и я весь вытянулся в своем окопе, судорогами прихватило пальцы рук, и если бы мое сердце находилось в грудной клетке, я бы точно ощутил, как оно нетерпеливо колотится, потому что чувствовал пульс в висках и запястьях.
Моего «сайлента» не было. Хоть они и были одинаковы, но свой я узнал бы сразу, ведь разница есть даже между близнецами, так почему же ей не быть между «сайлентами»?
Были другие – я узнал Реллика – он торчал впереди, как вожак стаи, отправляющейся на юг. Позади держались «сайленты» Лондона и Тенси, похожие друг на друга, но все-таки различимые.
Еще несколько «сайлентов» казались вполне узнаваемыми, но нигде не было видно даже намека на «Тройню».
На меня упала тень, ледяная и дурно пахнущая тень – климатическая платформа, которую я приметил с самого начала, опустилась ниже и поволоклась на критичной для нее высоте.
