Я видел ее осыпающееся брюхо и маленькие плитки-носители, заправленные под завязку, и оттого мутные, словно спящие в древесной коре личинки.
Синдромеры тоже приметили платформу и разом – все как один, вытянули из шлемов рыльца очистных масок и накрылись черными блестящими плащами с длинной изогнутой трубкой на спине.
Снова раздался стрекот – вертолет, сделав круг, обходил «сайлентов» и возвращался на исходную. Он успел выпрямиться, но вдруг вспыхнуло крошечное огненное облачко, в черном квадрате все пришло в движение, техника расползалась неохотно, и я закрыл глаза, когда лопасти вертолета прошлись по рядам. Сам он волочился на боку, как сельдь, привязанная к воздушной мельнице. Лопасти рвались вперед, вспарывая тонкое бетонное покрытие и мягкие тела. Бетон засыпало частым кровавым разнобоем капель.
Черным дымом прихватило развернувшиеся линии техники, и она рванулась наконец-то вперед, но как-то суматошно, безрассудно.
«Сайленты» протягивали длинные бесшумные руки и останавливали бронированные тяжелые машины словно щенят. За ними колыхалось рваное полотнище защитной пленки. Реллик и Тенси поднимали радужные лоскуты на пальцах и соединяли снова. Я видел такое раньше – это расширение территории, перенос купола.
Фантастическая и даже красивая картина: почти синхронный танец беззвучных гибких машин.
Полился дождь. Холодный, крупными каплями он шлепал по бетону, плащам синдромеров и моей голове.
Синдромеры тоже танцевали свой танец – они ложились ничком, стреляли, потом поднимались и сменялись другим рядом, который подступал чуть ближе, чем прежний. Так они катились, как черное настойчивое озерцо, не обращая внимания на то, что их выстрелы не приносят никакого вреда.
Мне стало жаль их – внимательные к мелочам, организованные и спокойные, они усердствовали впустую.
По земле пополз комковатый дым. Я надел капюшон и жадно вытянулся, надеясь разглядеть, как будут вести себя «сайленты» дальше. Показалось, что один из них успел пробиться в самую гущу восстановленного квадрата и безумствовал там, безобразно топая и размахивая руками. Его было плохо видно – дождь и гарь повисли в воздухе пеленой, и даже дышать было сложно, но мне показалось, что пилот этого «сайлента» сошел с ума.
Синдромеры разбежались и выстроились в другом порядке и на безопасном расстоянии. Безумный «сайлент» выпрямился резко, будто его вздернули, наклонился и решительно потопал вперед, выбрасывая перед собой лязгающие крючья. На груди у него белело, разгораясь, яркое пятно.
Из канавы навстречу ему я выскочил как подорванный. Пару раз поскользнулся, но удержался на ногах, подавился ветром и дождем, проскочил мимо горящего тарана и какого-то синдромера, который замахнулся прикладом и не попал.
– Стой!!! «Тройня», стой!!!
Он поставил ногу рядом, аккуратно и беззвучно. Корпус провернулся, выдвинулся и навис прямо надо мной.
Я стоял с раскинутыми руками, задрав голову, и был готов рыдать и орать от счастья одновременно. С корпуса на меня то и дело срывались ледяные капли, но от самого «сайлента» тянуло родным живым теплом.
– «Тройня», – повторил я. – Ты чего? Гаси блок! С ума сошел?
Корпус дернулся и убрался. «Сайлент» зашагал дальше, и я могу поклясться, он был зол. Нервные длинные движения напомнили мне птицу, спешащую в гнездо до наступления темноты.
«Сайленты» Реллика ждали – ждали напряженно, с металлическими сетями, повисшими между расставленных рук. Они погасили напряжение купола, боясь запущенного энергетического блока «Тройни».
Про синдромеров забыли, и они стояли молча, лишь изредка приподнимая края защитных масок, чтобы подышать.
С них текло ручьями, кровь под ногами плыла в лужах, не в силах просочиться сквозь бетон.
«Тройня» подошел почти вплотную. Его шатало. Я смотрел ему в спину, но видел беловатый плотный свет, разогревшийся и захвативший всю грудь и плечи «сайлента».
Первым сдался Реллик. Он с лязгом втянул сети и отступил на шаг. Следом за ним в туман убрались все – и через несколько минут все выглядело так, будто их никогда и не было.
Я не винил Реллика – я бы тоже отступил. За ним стояли восемь «сайлентов», и безрассудство «Тройни» могло погубить всех. Всех – это тех, кто находился в радиусе пятидесяти километров.
Развернулась и поволоклась прочь и неуклюжая климатическая платформа, но она висела слишком низко и не убереглась от прямых попаданий из дула чудовищного танка, расписанного белыми ромашками. Выстрела мало кто ожидал, он грянул внезапно, и многие присели, обхватив руками голову.
Танк на поле боя был единственный, и я обращал на него внимание и раньше. Им то ли не умели управлять, то ли что-то давно сломалось. На протяжении всего боя он стоял неподвижно, и только дуло осторожно ходило вниз-вверх, как рука слепца, решившего ощупать чье-то лицо.
Платформа лопнула, как вафля, с воем понеслась вниз и сбрила одному из спешащих отступить «сайлентов» кабину.
Кому именно, я не разобрал.
Люк танка-ромашки лязгнул, оттуда показался синдромер в кожаной шапке с козырьком и издал ликующий вопль, заглушивший грохот и хруст ломающихся деревьев.
Некоторое время все молчали, любуясь внезапным боевым достижением.
«Сайленты» уходили, бросив своего.
Если бы мне дали возможность нарисовать флаг Несправедливости и Зла, я бы нарисовал на нем изувеченного «сайлента».
– Ты еще что за чмо?
На меня наконец-то обратили внимание.
– Марк, – ответил я. – Марк Комерг. Пилот вот таких вот штук.
Пока здесь маячит «Тройня», никуда я не уйду. Под прицелами автоматов и настороженных глаз пришлось снять плащ и вымокшую куртку, поднять футболку и показать: вросший в мою кожу и плоть биокороб, панцирь, созданный из того же металла, которым покрывают космические корабли.
Мне позволили поднять плащ и подтолкнули сзади не так уж и грубо. Под ногами хлюпала холодная вода, темнело стремительно, и кто-то орал сбоку, требуя фонарь.
Белый толстый луч прожектора «сайлента» вспыхнул сзади, и в световой коридор потянулись люди: раненые и нет, угрюмые и веселые, в масках и без.
– Уделали платформочку, лля.
– Думал – успеют растянуть…
– Хрен им, а не растянуть…
В небе ничего не было видно. Синдромеры возвращались в город, и я вместе с ними, сбоку ползло что-то серое и мокрое, а позади топал мой «сайлент».
Его пристроили во что-то вроде церкви. Вполне возможно, что это и была церковь – обычно именно у ритуальных зданий такая непрактичная архитектура. Вот и это была – высоченная башня, снаружи облепленная каменными цветами и завитушками, а внутри – без каких-либо перегородок и отделений полая, как труба, только красивее.
«Сайлент» впихнулся в нее через величественные врата и распрямился. Поместился под завязку.
