— Это ты еще моего конвейера не видел, — вдруг глухим и сытым голосом сказал тощий. — Все битком, никакой возможности работать…
— Это Кельше, — кивнул на тощего Крис. — Проводник.
— А кем он был до принятия Закона? — спросил Игорек. — Вершителем, Искусителем, Оружием, Животным?..
Его еще трясло. Мясо на блюде показалось отвратительным, хотя и тянуло от него вкусным прозрачным соком и гвоздикой.
— Искусителем, — не особо удивляясь, ответил Крис.
Свой кубок он подвинул к Игорьку.
— Выпей.
Черное и дымящееся оказалось крепким пряным напитком. Заправленный специями спирт, не иначе… но почему-то черный.
Зато гул голосов в голове утих, а картины прошлого отступили, превратившись в пленку в руках все повидавшего монтажера.
— И чем вы теперь будете заниматься?
Ответил Кельше. Длинными пальцами отщипывая от виноградной грозди лиловую ягоду, сказал:
— Мы-то привычные. Переждем. А что будешь делать ты?
— Тоже пережду, — нерешительно сказал Игорек.
Крис подложил руку под подбородок. Его черные, без признаков зрачка глаза, казалось, вбирали свет ближайших свечей. Он молчал.
— Ему не помешает лекция, — сказал Кельше, — лекция о привычках сильных мира его…
Крис ничего не сказал, и Кельше продолжил:
— Каждый человек знает, что в мире нет ничего необъяснимого, — начал Кельше, — есть необъясненное. И вот завтра-послезавтра физики откроют закон, объясняющий, почему в одном и том же гостиничном номере вешаются постояльцы, а биологи откроют патологию, которая позволила мальчику вспомнить, что в прошлой жизни он был пророком… пророком каким-нибудь.
— Мухаммедом, — подсказал Крис, безразлично глядя куда-то в затянутое муаровым шелком окно.
— Да, — подтвердил Кельше и снова повернулся к Игорьку. — Можно оставить дело физикам, а можно просто отмахнуться от информации, признав ее случайностью, совпадением, психическим заболеванием, выдумкой… — он примолк, а потом спросил: — Ты же не считаешь случившееся с тобой странным?
— Считаю, — нехотя ответил Игорек, начиная понимать то, о чем говорит Кельше. — Но не более странным, чем изобретение машины времени. Или телепортатора, как в СтарТреке…
— Отлично, — удовлетворенно сказал Кельше и сцепил, наконец, свои неугомонные пальцы. — Поверь, в вашем мире все возможно. Таким он был задуман — волшебной шкатулкой с миллионом секретов…
— Не отвлекайся, — коротко сказал Крис.
Кельше кивнул.
— Гитлер искал христианские артефакты. Приближенные к царям масоны вызывали демонов. Американцы проектировали летающие тарелки.
Игорек не поднимал глаз от блюда.
— Ты не проводил двадцати платных сеансов, — продолжил Кельше. — Не делал пассов руками, не поил девчонку отваром редких трав и настоем хвоста полярной совы. Ты дотронулся до нее и избавил от смертельного заболевания. Тебя заметили. За тобой начали наблюдать, ты стал интересен.
— И вечером…
— И вечером, — подхватил Кельше, — ты отправился в больницу и проделал то же самое с другим смертельно больным ребенком. Ты действительно надеешься переждать их интерес?
Игорек поднял голову и посмотрел на Криса. Ему казалось, что тот, как строгий куратор, выдаст сейчас что-нибудь вроде «а ведь я предупреждал»… Крис молчал.
— Что мне делать теперь? — выдохнул Игорек, обращаясь к Кельше.
Тот не ответил, но порылся в кармане своего кожаного фартука и выложил на стол пару голубых пуговиц и согнутую кукольную ручонку.
У Игорька перехватило дыхание, и снова помог вовремя поданный кубок.
Глотнув обжигающей горячей жидкости, Игорек отдышался и замер, разглядывая детальки будущей куклы.
— Подумай, — вполголоса сказал Крис, — представь, что люди выбрали правильный путь… Последние вызовы я принимал от мальчишки, который покончил с собой из-за своей болезни и девочки, зачатой в пьяном угаре. Ты можешь помешать естественному ходу вещей, сломать ход своеобразной эволюции.
Ожидая ответа, он потянулся к картам и смешал их, закрывая любопытные лица рубашками-перевертышами.
Серая река. Юлькины слезы. Девочка в травянисто-зеленом гнезде больничной кровати.
— Я так подумал, — медленно сказал Игорек. — Есть все-таки некоторые люди, которые, наверное, попали в систему сокращения неправильно… не так уж они и плохи. Их немного. Несколько. Я буду осторожен, никому не помешаю, просто немножко помогу одному-другому… и тогда все. Приду сам.
Крис задумчиво смотрел на него.
Игорек вспомнил о боли в груди и поморщился, но добавил:
— Так что уберите на время свои пластмасски.
Некоторое время молчали все. Потом Кельше, сгребая пуговицы обратно в карман, сказал:
— Нам нужен Кайдо.
— Моя ошибка, — откликнулся Крис.
— Не верится, — ответил Кельше. — Когда ты ошибался, Крис? Здесь что-то другое…
— Хватит, — не выдержал Игорек. — Вы меня слушали вообще?
— Конечно, — отозвался Кельше. — Ты снова сделал свой выбор.
Крис наклонился и пальцами погасил огонек последней свечи.
Игорек сказал не всю правду. Как ни стыдно было признаваться, но его захватила и возможность показать себя людям во всем блеске — стать тем, кого динамик компьютера назвал Вершителем.
Хорошо бы, думал Игорек, получить в обмен на свое умение то, чего всю жизнь добивался неимоверными стараниями. Подстраивался под сильных, нехотя тянул слабых, помогал тогда, когда никто не хотел помогать. И все для чего? Для признания. Для того, чтобы люди забыли несуразного очкарика-ботаника, чтобы получать то, что хотел, без проблем и жертв. Получить признание такого масштаба, чтобы ни одна Стелла не посмела встать ему поперек глотки. Не поддаваться на провокации и не давать Кельше браться за загробные манипуляции с прикручиванием кукольных рук мертвому телу — значит, получить шанс, какого еще никто не получал.
Игорек брел по утренним улицам, не обращая внимания ни на что. Автоматически дожидался переключения цветов на редких светофорах, обходил лужи, но не слышал гула машин и не чувствовал холода.
Его воспаленное перспективами воображение лихорадочно работало, рождая одну за другой красочные картины. За свой дар можно было получить все — деньги, славу, власть. Можно было отправиться в любую страну мира, купить себе путешествие в Космос или изменить любой закон…
Дышал Игорек тяжело — устал. Бессонная ночь давала о себе знать, страх и пережитое напряжение свинцом осели в ногах, но почки уже не болели — видимо, подумал Игорек, полечил самого себя, заснув с прижатой к спине ладонью.
