Он не обратил внимания и на то, что следом ринулся кто-то, с острым зеленым взглядом и перекошенным лицом.
Ворота кузницы были распахнуты настежь. Возле наполненного красной лавой тигеля на коленях, опустив голову, стоял Кайдо. Под его коленями шипела, пузырясь, отравленная кровью ящерицы сталь. Длинными цепкими крючьями его держали с двух сторон, и неестественно вывернутые локти уже покрылись длинными алыми трещинами.
Крису достаточно было просто поднять глаза, чтобы щипцы рухнули на пол, жалобно зазвенев, а кузнецы замерли, вцепившись в него неподвижными зелеными взглядами.
Кайдо медленно повернул голову, из-под длинных черных волос рассмотрел облик своего спасения и снова уронил голову.
«За попытку перековать меч Закона — смерть!» — явственно прозвучало в голове у Криса, но он просто молчал и смотрел на кузнецов. Других слов он не знал, а судить права уже не имел.
В кармане нагревалась и пульсировала маленькая шкатулка — только открой…
— Кайдо, — сказал Крис. — Поднимайся и проведи меня к нынешним вершителям.
— А не надо никуда идти, — прозвучал позади напряженный голос. — Добро пожаловать в наш город, Законник.
Крис посмотрел через плечо.
— Клинок переплавить, — мягко проговорил Анн, и кузнецы снова двинулись с места, поднимая свои щипцы. — Гостя в башню. У него есть для нас подарок.
— Этот? — Крис вынул из кармана шкатулку и показал ее правителю. — Ты все о нем знаешь?
— Я знаю, что теперь мы начнем все заново, — ответил Анн.
Глаза его были прикованы к шкатулке.
— Верно, — согласился Крис и легко, словно невесомую, перевернул шкатулку и разжал ладонь.
Шкатулка устремилась к полу, зависла на секунду и обрушилась вниз. Мгновенно всколыхнулся и заалел воздух, тугим кольцом разметав стены кузницы, как тонкий картон. Всепожирающая волна понеслась дальше, вздымая вверх дома и башни, и там, у самого неба, они рассыпались на части, превращаясь в черную пыль. Грохот взбил в тугой вихрь северный ледяной ветер, закрутил его и понес по выжженной земле. Трещины понеслись по ней, обгоняя друг друга, и горячий пар острыми белыми копьями вонзился в красное заплывшее солнце.
Все это длилось секунду, а потом утихло, и Крис остался напротив Анна, а больше не было ничего.
— Я имел на это право, — сказал Крис.
— Где? — взвыл правитель, опускаясь на колени и ощупывая руками оплавленную воронку. — Где она теперь?
— Такие вещи не передают из рук в руки, — пожал плечами Крис. — Ты должен был об этом знать.
— Я найду, — сказал правитель. Его губы тряслись. Пальцы из накипи, окружившей воронку, он выдернул полуобугленными. Зеленые глаза потускнели и заметались в кроваво-красном кольце.
— Вас создали, — сказал Крис, садясь перед ним на корточки, — из прихоти. Из скуки. Вы не прошли того, что должен пройти Вершитель, чтобы знать, как вершить и имеет ли он на это право. Вы тянули время, превратив его в декорацию. Вы делили золото и власть, похожие на людей настолько, что не сумели их понять. Вы смутили их умы, научили быть жестокими, уничтожили сострадание и жалость, превратили в убийц, и проводникам долго еще не сделать ни одной куклы с улыбкой на лице.
— Они такими и были, — глухо ответил Анн, в лихорадке разбрасывая расплавленный песок. — Они такими и были! Они ненавидели друг друга, они и без того готовы были убить и никого никогда не жалели!
— Неправда, — жестко сказал Крис.
— Мы начали бы снова! — заорал Анн, цепляясь за плечо Криса. — Эта шкатулка… она очистила бы их мир, и с нового листа снова вырос бы рай!
— Неправда.
— Запределье возродит нас заново, и ты ничего не сможешь сделать, — выговорил Анн.
— Тоже неправда, — устало ответил Крис и поднялся, сбрасывая его руку со своего плеча.
— Это правда! — завопил Анн, поднимаясь с колен.
Его тонкая фигура в обтрепанном плаще на фоне черно-красной раны притихшего мира казалась кукольной, марионеточной.
— Это правда! Если я выжил, значит, я нужен!
— Ну и что? — вдруг сказал кто-то сбоку. — Я тоже выжил, где тут по этому поводу в вершители записываются?
Кайдо, с отвращением глянув на обожженную руку, подошел к Крису поближе и, сумрачно рассматривая Анна, выпустил длинный раздвоенный язык — зализать рану. Его черные глаза горели нехорошим опасным светом.
— Пусть идет, — сказал Крис, угадав настроение своего меча. — Он действительно на кой-то черт нужен, раз жив. Так всегда бывает. Просто так не умирают и просто так не остаются в живых.
Кайдо посмотрел на влажную окровавленную руку, потом на Криса.
— Он же будет дальше свою пластинку крутить, — удивленно ответил он Крису. — И вся эта пригоревшая кровавая каша дальше полезет…
— Я сделал все, что мог, — отозвался Крис. — Я не могу сделать большего, иначе я снова стану Законником, заложником Запределья, Вершителем… а я не хочу, Кайдо.
Кайдо несколько секунд смотрел на Криса, потом кивнул:
— Можешь идти, — сказал он Анну. — Если Крис говорит, значит, из тебя может получиться что-то путное…
— А пока он будет тянуть время, — закончил Крис, глядя в осунувшееся и ставшее почему-то вполне человеческим лицо Анна. — Это пока в его власти. Тянуть время и строить свой ад. Пойдем, Кайдо.
Кайдо развернулся, фыркнул напоследок и пошел вслед за Крисом, увязая в ставшем почти жидким алом песке.
Он напоследок посмотрел на то место, где прежде стоял город, и вздохнул:
— Здесь было неплохо.
Крис не ответил.
Не ответил он и тогда, когда они проходили мимо надтреснутой равнины, в которую превратилась деревенька Матери.
— Она была хорошая тетка, — заметил Кайдо. — Берегла прошлое…
У Криса еле заметно напряглись плечи.
От деливших яблоко остались лишь белые, в паутине трещин кости. Запределье вымерло. Солнце побелело от муки. Ветер умолк, отовсюду тянуло холодом. Скалы почернели и осыпались, похожие на искалеченные пальцы.
— Когда-то здесь были сады, — вполголоса сказал Крис. — Ты этого не помнишь, но когда здесь правила Женщина, Запределье цвело. У границы текла река… черная прозрачная вода, всегда свежая. Я ходил туда на закате, а уходил с рассветом. У берега стояла лодка с желтым фонарем. Перевозчик дарил мне монетки. Древо только распустилось, и Волк еще не родился. Его породили мы. Женщина не была так жестока.
— Волк, — вспомнил Кайдо. — Который?..
— Да, — кивнул Крис. — Я остался без руки. — Он посмотрел на свою ладонь. — На время. Меня выходила Мать, а я побоялся, что ее власть больше моей, и заставил людей забыть о ней. Отголоски долго еще бродили по земле — мифы, сказки… но светлый облик всепрощающей мудрой Матери ушел. Так рано или поздно поступает каждый Вершитель — сила становится абсолютной и достается тому, кто убил свою мать.
