Лагерь был свернут, души отданы, поэтому мы все стояли хоть ровно, по уставу, но чувствовалось, что почти висим на невидимых нитях, натянутых ветром. Опустошенные, легкие, бездумные. Глаза сухие, бесцветные. Отдали души, называется.
Мне было за нас стыдно, но Квоттербек словно ничего не замечал. Он возился где-то под стеной, что-то молча выкапывал и нас не звал.
Тайт время от времени тянул носом, но поначалу безрезультатно, а потом сообщил вполголоса:
– Реактивы…
Я учуял их только через несколько минут, когда Квоттербек подтащил к линии в брезент завернутое нечто – неправильной формы, очень условно круглое, с множеством выступов.
Он развернул запачканную землей оболочку, и оно показалось – наше Солнце. Наше синеватое металлическое солнце, замасленное, с начавшими уже разгораться огоньками на длинной панели, идущей по всему его объему.
Квоттербек положил ладонь на Солнце и весело взглянул на нас.
– По очереди, – сказал он, и первым выступил Тайтэнд.
– Теплое, – констатировал он, погладив Солнце.
Я смотрел – после его прикосновения зажглись еще несколько огоньков. То же самое было после прикосновения Лайнмена, который гладил Солнце осторожно, как больного зверя.
А я… а мне Солнце досталось уже прилично разогретым, желто-синим, как газовая горелка. Я держал на нем обе руки и видел, как свет проникает сквозь мои пальцы и они становятся розовыми, как мясо ракушек. Видел, как Солнце реагирует на меня – одну за другой разогревает свои дуги, зажигает новые огоньки, запоминает, тестирует.
Оно, большое и теплое, твердое, тяжелое, вызывало непередаваемые чувства – гордости, причастности, восторга.
Я был так счастлив, что готов был взвалить его на плечо и тащить куда угодно прямо сейчас.
Квоттербек стоял сбоку и улыбался.
– Оно еще успеет вам осточертеть, – сказал он, но тоже потянулся к Солнцу и прижал к нему ладонь.
В ответ в Солнце зажужжало что-то, что-то сомкнулось и разомкнулось.
Я обернулся и увидел – улыбаются все. Счастливо – Лайнмен, неловко и скупо – Тайтэнд.
Странно, что есть те, кто предпочитает теплу холод. Странно, что есть те, кто выбирает Луну.
У нас было несколько часов на подготовку. Начало Матча было объявлено в шесть, а еще даже не наступило время обеда. Обедом вызвался заниматься Тайтэнд. Я еще утром заметил – он с удовольствием уделяет время всяким кастрюлям и держит во внутреннем кармане мешочек со специями. У него там чего только не было – белый перец, корица, пыль Четырех Святых, перец черный и красный, подземная соль, батистовая пыльца. Это часть, остальное я просто не узнал.
Он долго с неодобрением рассматривал наш паек – мясные консервы и сухую кукурузу, а потом свалил все это вместе в котелок, посыпал одним-другим, и на выходе мы получили божественно вкусный густой суп-пюре. Как он это делал, оставалось загадкой для всех нас. Позже, уже в Игре, он порой только что камни не варил, а все остальное пускал в ход, и черт его знает, сколько бы мы протянули без его кулинарных талантов.
Мы расселись вокруг Солнца, которое основательно нагрелось и ловило блики полированным выпуклым боком, и принялись за еду.
Тогда я смог уже без особого напряжения рассмотреть свою команду – по-лисьи тонкого и хищно-опасного Тайта и большого добродушного Лайнмена. Первое мое впечатление было наивным – я готов был обнять их и объявить, что мы – братья, что нам жить и выживать вместе! Это была та самая неуместная эмоциональность, которую я задавил напускным равнодушием. Проще говоря, радовался и восторгался молча, глядя в тарелку и никуда больше.
Есть ряд причин, по которым Игрока могут снять с Матча, – это я для вас говорю, господа Служители Монастырщине, ведь вы даже правил толком не знаете, – есть несколько причин, и одна из них – беспечность и несерьезность.
Я с опаской поглядывал на Квоттербека. По моему мнению, он слишком часто улыбался, и я боялся за него. Но Квоттербек ел суп и был донельзя серьезен. Я успокоился.
А после обеда Квоттербек притащил блестящий плотный рулон термоструктуры, вытащил нож и посоветовал всем сделать то же самое. Мы вооружились, он посмотрел на нас, раскатал рулон и сказал:
– Вырезайте куски по спине.
– Как? – полюбопытствовал я, и Квоттербек показал как, приложив ко мне раскатанную плотную ткань и наметив лезвием ножа линии разреза.
– Оставьте припуск в месте, где будет крепление.
И выкинул из рюкзака связку ремней с металлическими застежками.
– Пластик Солнце не выдержит, – пояснил он. – А это можно обернуть в термоструктуру. Держи, Тайтэнд.
Тайт с удивлением рассматривал рулон и маленькую швейную насадку принял сначала беспрекословно, а потом взъелся:
– Ты предлагаешь мне шить?
Он всегда говорил «мне», «я», словно был один на всем белом свете.
– Да, – ответил Квоттербек и встал в расслабленную позу, из которой удобнее всего перейти в боевую стойку. Я покосился на Лайнмена – готов ли тот отстаивать свое мужское право, но Лайн прилежно резал термоструктуру по своей широкой спине и не обращал ни на что внимания.
Я заметался – что выбрать? С одной стороны – шить… это дело Женщин. Дело Женщины может ослабить и развратить мужскую суть, и Тайт явно намерен ее защищать, с другой – это приказ Квоттербека, а ему виднее.
Пока я мучился, ища выход из ситуации, Тайт перешел в наступление.
– Плохое начало Матча, – сухо сказал он. – Лайнмен, брось это! – Он хотел сказать то же самое и мне, повернулся и увидел, что я по-прежнему сижу пнем, и промолчал.
Лайнмен невозмутимо дорезал кусок и попытался приладить его к спине. У него не получалось, поэтому термоструктуру он отложил в сторону, а нож – нет, и Квоттербек быстрым взглядом отметил и это обстоятельство.
Потом он посмотрел на меня, а я все так же сидел не двигаясь… Я не знаю, почему я не вмешивался – я должен был как-то проявить себя, что-то выбрать, но мне было так страшно за команду, за ее единую целостность, что я своим бездействием пытался все как-то урегулировать.
Квоттербек пару секунд смотрел на меня озадаченно, и Тайт воспользовался моментом – боком, быстрым броском ударился о Квоттербека и словно прилип к нему – я видел, его руки и колено расположились правильно, так, чтобы при малейшем сопротивлении начать ломать и выворачивать.
Лайнмен начал подниматься, большой и с ножом наизготовку, а Квоттербек присел, опустил голову и стряхнул Тайта легко, как сухой осенний лист. Не только стряхнул, но и перехватил в безопасном от себя расстоянии, а потом прижал его спиной к Солнцу. Пальцы-клещи впились в белое горло Тайтэнда.
Держа его на вытянутой руке, Квоттербек медленно обернулся, и Лайнмен прошествовал мимо, взял рулон и принялся резать.
