Я раздумывал и очнулся только тогда, когда «Пыж» дернулся и встал намертво. В смотровой щели показалось какое-то движение, быстрое и суматошное. Журов выпрямился, выбил руками люк и безмятежно уставился на улицу, дыша вонючим дымом через маленькую белую палочку. Я помедлил, отложил карту и тоже поднялся.
По пыльной белой дороге вдоль и чуть наискосок бежал тощий паренек с маленьким рюкзачком за плечами. Бежал он, с моей точки зрения, безобразно – ноги ставил вкривь и вкось, никакой цели перед собой не имел, смотрел вперед обезумевшими глазами и весь болтался из стороны в сторону. Завидев «Пыж», он радостно вскрикнул и торопливо заковылял в нашу сторону. Я не сразу понял, от чего он убегает, но потом позади него показались пыльные фонтанчики, взбитые пулями, а потом и сам преследователь, увешанный пулеметными лентами и почти голый. На нем болтались только грязные рваные штаны.
С победным кличем абориген Кремани уронил на руки дуло короткоствольного огнестрела и снова зарядил длинной очередью. Журов на секунду опустил глаза и старательно затушил белую дымную палочку о броню «Пыжа».
– Что ж он со спины?.. – только и успел спросить я.
Для меня было странным такое противостояние – по всем признакам оба участника событий созданы по правилам Аттама, значит, и драться должны лицом к лицу.
Парень с рюкзаком добежал. Выбросил вперед длинные цепкие руки и ухватился за наш борт, но повис на нем мешком. У него из-под лопатки выбилась долгая алая нить, потом угасла, и темное пятно поплыло по выгоревшей майке и лямке рюкзака.
Абориген снова радостно взвыл и боком, опасливо глядя на нас, потащился к своей добыче. Мне его глаза не понравились – в них не было спокойствия, а вместо боевого духа угадывалась яростная и трусливая эмоция.
Совершенно бракованный экземпляр, как на улицу-то выпустили?
Не дойдя до «Пыжа» метра два, экземпляр остановился и сказал хрипло:
– Мне бы обналичить…
Журов глазами указал вниз и поправил свою танкистскую шапочку обеими руками. Опасливо косясь, экземпляр подобрался к еще живому пареньку и нацелился прикладом на его затылок.
Я взялся руками за края люка и спрыгнул ему навстречу.
– Раннинг! – окликнул меня Журов. – Не мешай…
– Помолчи.
Я встал между пареньком, все еще висящим на колючей броне, и его убийцей, здоровенным мужиком, изрисованным полосами машинного масла.
– Отойди, – неуверенно сказал тот. – Я вот. – И показал мне смятый талон, такой же, как и у меня, только с другой фотографией. – Я за ним неделю гонялся!
– Ну все, – сказал я ему. – Видишь, ты победил. Ты сильнее. Чего еще?
Как же плохо я ощущал себя без Квоттербека, который умел договариваться без слов!
– Их надо убивать, Раннинг, – пояснил сверху Журов и почему-то вздохнул. – Тут смысл Игры другой и правила другие, ты пойми, брат.
Он снова вздохнул, тоже вылез из люка и как-то ненавязчиво протиснулся между мной и полосатым.
Полосатый незамедлительно кинулся к окончательно ослабевшему пареньку и с одного удара раскроил ему череп, оставив над ухом длинную черную трещину. Смятый талон он вымочил в выплеснувшейся крови, подтянул свои пулеметные ленты и застыл, нехорошо нас рассматривая.
– Правила тут, – безмятежно объяснял Журов, снова поджигая свою дымную палочку, – желание за жизнь. Жизнь любая и желание любое. Ну, понял? Ты же Игрок… Я должен…
Он не успел договорить, чего он там должен, потому что замасленный мужик вдруг вновь издал вопль, отбросил труп от «Пыжа» и торопливо полез вверх по колючему горячему боку машины.
Будь это биогенная техника, тут бы и закончилась его никчемная жизнь, но полностью механический «Пыж» благодушно ревел двигателем и не сдвинулся с места.
– Куда?! – заорал Журов и кинулся следом.
Он успел только ухватиться за брыкающуюся ногу, но потом она исчезла в люке, крышка захлопнулась, и «Пыж», поворочав колесами, крутнулся на месте и торопливо укатил, блестя на солнце всеми своими частями. Вместо него остались дымный выхлоп и труп паренька.
– Твою мать!
Журов повернулся ко мне и растерянно развел руками.
– Ты чего стоял-то?
– В правилах ничего на этот счет не было, – отозвался я. – А есть подробная их опись?
Мы пошли пешком. Закоулками, заваленными мусорными контейнерами, откуда ощутимо тянуло мертвечиной. Перебирались через заборы, на которых витыми кольцами держалась колючая проволока, пробирались через доски-мостики на задних дворах. Под досками желтели густые лужи. Нам встретился однажды заваленный коробками некто, пищащий от ужаса, и однажды – с безумными охотничьими глазами кто-то с замазанным смолой лицом и тяжелым ножом наперевес. Обоих я брал на прицел, но пищащий только взвыл обреченно, а охотник ринулся в сторону и исчез в какой-то подворотне.
Правила этой Игры особого интереса для меня не представляли. Я понял – если ты чего-то хочешь, то добиться этого можешь через смерть выданной тебе цели, а остальные могут быть либо помехой, либо помощью в достижении. Наша команда хотела вернуть Солнце. Что там хотела… обязана была вернуть Солнце. Потому мы и оказались втянуты в правила чужой Игры.
Несмотря на царящее вокруг напряжение, мне стало скучновато. Никто из нас не был убийцей. Мы создавались специалистами, приспособленными для выполнения самых разных задач, но жажды крови в нас вложено не было. Боевой дух – это другое. Это ощущение гордости за себя и свою силу, самоуважение и воля к победе. Кровавой резней нельзя было заинтересовать даже Тайта и Лайна, которые по умолчанию являлись Игроками обороны и нападения. Раннинги в этом плане вовсе провисали. Я, например, недоумевал, как зародыш, впервые обретший зрение.
Вспомнилось, как мы убивали «Доброго» и как было потом тяжело на душе, вспомнилась стычка с Волками – убивали, защищаясь. Ну, Тайт ликовал, но не было у него в глазах трусливого безумия, просто радовался победе…
Квоттербек вовсе оставался спокойным во всех обстоятельствах. Надеюсь, он и сейчас спокоен – сейчас, когда ему необходимо сделать выбор и убрать Игрока его же команды ради победы Солнца.
Я размышлял, а Журов шел рядом, выставив костистые плечи, и молчал, только тянул одну за другой свои дымные палочки. Шапочка наползла ему на лоб, губы беззвучно шевелились – ругался. В нем не чувствовалось ни жажды крови, ни боевого духа. Но и спокойствия не было. Что такое этот маленький инструктор, я сразу разгадать не сумел.
Он вывел меня за черту города, туда, где за лесом ломаной арматуры показалась разбитая взлетно-посадочная полоса, окруженная серыми пузырями ангаров. Между ними свистал ветер, ветер гладил их по ребристым спинам, и все вокруг трещало и выло. Журов выбрал крайний ангар, достал из кармана связку ключей и, погремев, распахнул дверь. Я вошел. В ангаре пахло тряпками, маслом и дымом.
