Все они что-то горланили и бубнили, и я остановил их жестом.
– Двое со мной. Бочонки лучше катить так… – Я показал. – Остальные – выбирайте себе по одному и тащите наверх.
Оппозиция помолчала несколько секунд, потом зашумела, и из центра вылез кто-то в полосатой рубашке и кожаной обтрепанной шляпе.
По сложению он был похож на Квоттербека – прямой и плечистый, а лицом – на какую-то нелепую заготовку, которой не хватило раствора. Весь он был в каких-то ямах и продолговатых рытвинах, словно голову его когда-то давно взяли и пожевали.
– Тихо, пацан, – успокаивающе сказал он. – На тебя больше никто не охотится. Все в порядке. Все… все, остынь.
Толпа разочарованно зашумела. Не знаю, что они тут ожидали увидеть, но увидели явно не то. Руки их с оружием медленно опускались, на бочонки никто не смотрел, а на меня смотрели с равнодушием и еле различимой жалостью.
Приехали. Я при всем желании не смог бы прикрыть их в одиночку.
– Пойдем. Спрячем тебя… выпьешь.
Его голос был еле различим. Напряжение наэлектризованного воздуха било по ушам. На экране шилдкавера показались опасно красные цели. Шлем старательно брал их в таргет – трое «Королей», – выбирая тех, кто, по его мнению, был наиболее уязвим.
Бедолага, мельком подумал я, ему невдомек, что нет никого, кто бил бы прицельно по его наводке…
Я растерялся. Не было во мне спокойной уверенности Квоттербека, его умения вести за собой. Маленький, легкий Раннинг девяти месяцев от роду для этих заросших «оппонентов» – пацан.
Не знаю, чем закончилось бы дело, если бы не Зера. Она решительно протолкнулась сквозь толпу, поставила ботинок на рифленый бок бочонка и подтолкнула его.
– Давайте! А то сдохнем тут все…
Вслед за ней появились остальные Эбы – хрупкие, тощие, со спутанными волосами. По рыжей копне я опознал Люку, она подмигнула мне и тоже уцепилась за бочонок.
Было ясно, что кому-то из тех, кто поволок бочонки на перемычку, сожрет руки выплеснувшейся из прогнившей обшивки кислотой.
Руки – не ноги, подумал я тогда…
– Мы выльем это у них на пути? – полюбопытствовала Зера.
– Нет. Скинем сверху. Ты охлаждаться умеешь?
– Что?
– Охлаждаться. Понижать температуру своего тела.
Она остановилась.
– Ты имеешь в виду – умею ли я дохнуть по собственной воле?
– Нет, – немного обескураженно отозвался я. – Я не это имел в виду.
– Нормальные люди такого не умеют, – заверила меня Зера. – Спроси кого угодно.
Это была Эба, вовремя вспомнил я. Слабое существо, предназначенное для выполнения самых легких работ. Вряд ли кто-то наделил ее хоть одним полезным умением.
В доказательство моих размышлений Зера-Эба споткнулась и кубарем перелетела через торчащий из земли провод.
Хорошо, что хоть на бочонок не напоролась.
Электрический гул вдруг оборвался – словно я оглох или меня окунули в воду.
Я отвлекся. Вам интересно не это – вам интересно то, как работала сама Кремань, каким ресурсом обладала земля, превращенная в полигон для скучной игры на выживание. Скоро дойдем и до этого – ничего особенного на самом деле. Просто легенда.
Несколько человек погибли сразу – втаскивая бочки на перемычку. Их дымящиеся тела концами длинных металлических прутов отправили в ближайшую лужу. В одной из них я с непонятным злобным чувством увидел ярко-рыжий клок волос.
Зараженные той же злобой люди разместились наверху и сидели там, передавая друг другу мятые фляги. Глоток из этой фляги достался и мне – я чуть не подавился вонючим жгучим пойлом, но оно здорово согрело изнутри.
«Короли» перли напрямик, поначалу не размениваясь на мелочи – я не слышал выстрелов у ворот. Видимо, их зачистки носили стихийный характер – просто снижали поголовье неугодных элементов.
Длинные лучи фонарей чертили разбитые переулки. Ночь длилась долго, будто на заказ. У меня на обратной стороне воротничка жутко нагрелся датчик Журова – словно маленькое Солнце.
Солнце. Я все еще в него верил.
С перемычки я канул в темноту, кинулся навстречу «Королям» и вскоре оказался в зоне их обзора – прямо перед черно-желтыми корпусами. Шпарило от них горячим воздухом и запахом машинного масла. Неуклюжие, они качнулись и, быстро перемигнувшись огнями, поползли куда-то вбок.
Это было из рук вон плохо – я надеялся вывести их нужным мне маршрутом, но чертова механика почему-то не обратила на меня ни малейшего внимания и принялась опасливо обходить, словно не безоружный Раннинг попался им на пути, а Лайнмен с «Иглой» на плече.
Они дружно затопали прочь, и пришлось стрелять – «Щелчок» дернулся в руке и легковесной пулей выбил синие искры из покатого корпуса последнего «Короля».
Эх, мне бы «Иглу»…
– Сюда! – заорал я, откидывая бесполезный разряженный «Щелчок». – Сюда идите!
Мелькнуло в переулке последнее желто-черное пятно. Ушли. Куда, Аттам их побери, они поперлись?
Высоко в небе мелькнула и рассыпалась синими огнями сигнальная ракетница. Точно такая же, как наши, – не отличить. Откуда она взялась, я уже не думал. Мне пришлось бежать следом – глупее не придумаешь. Не «Короли» бегают за мной, а я за ними.
Из переулка я вылетел на предельной скорости и чуть не ввалился в зеленую лужу. Отряд разделился – один направился к цистернам, а остальные пошлепали тралить подвалы, в которых, как я знал, прятались самые беспомощные.
Они останавливались только лишь для того, чтобы разогреть тяжелое навесное оружие – набирался в дула пульсирующий желтоватый свет и вырывался с грохотом, от которого рушились ветхие стены складов. В воздух медленно поднимались куски рифленого покрытия и осколки кирпичей – ползли, поднятые белой вспышкой, угольно-черные по силуэту, а потом обрушивались вниз, выбивая из земли комья грязи и капли кислоты.
Если бы не шлем, я бы оглох, но он предусмотрительно переключился на режим сбережения слуха и пропускал лишь необходимый минимум звука. Эту функцию Квоттербек вписал в него при последней починке…
Я тогда закрыл глаза и представил его лицо. Тогда мне приходилось представлять, а теперь оно всплывает само собой.
По-моему, я стал нытиком. Сколько мне сейчас лет? Около трехсот? Старость, черт. Нет, правда, старость.
Я закрыл глаза и увидел лицо Квоттербека. Черные глаза с матовыми зрачками смотрели снисходительно, с привычным теплым огоньком – так смотрят на тех, кого с интересом опекают, но не на равных.
– Аттам, – вслух сказал я, открыв глаза и увидев, как вместе с обломками и осколками подкинуло в воздух чье-то алое, с длинной мокрой бахромой тело, вывернутое взрывом из подвала.