Пока я сидел, оглушенный новостью, Квоттербек повернулся на бок и спросил:
– А откуда еда? Раз ты тут сидишь безвылазно?
– Раннинг Луны таскает, – с готовностью ответил Тайт и снял котелок с огня. – По горам прям прыгает… Проникся. Кстати, их тоже осталось только двое.
Утром Тайт дал мне хвост. Брать не хотелось, но он сунул мне этот хвост почти насильно…
– Стоп, – сказал Андрей. – Заговаривается.
Все зашевелились, предвкушая кофе.
– Нет, – удивленно сказал Раннинг. – Подождите…
– Только минуту, – попросил Андрей, наклоняясь над пультом.
– Кофе не будет? – поинтересовалась Анечка.
– Не успеем, – отрезал Андрей. – Дальше.
– Со слова «проникся», – подхватил лингвист.
– Больше мне рассказывать нечего, – ответил Раннинг. – Остальное вы знаете лучше меня. Добежал, запомнил код…
– Раннинг, – сказал Андрей, очень стараясь, чтобы прозвучало как имя.
Раннинг посмотрел на него – нехорошо посмотрел, таким взглядом, который уже ничего не выражает и обернут не вовне, а внутрь себя.
Это первая стадия, подумал Андрей. Теперь точно конец, никакой сон не поможет. Ему показалось, что бессмысленно стоять здесь и пялиться на колбу, что нужно скинуть халат и пойти… вымыть руки. Но Раннинг закрыл глаза и продолжил – темные пятна крови с каждым словом вырывались из его рта, как пар в холодную погоду.
У меня было пятьдесят пять секунд. Вихрь шел с юга, и Солнце лежало рядом, черно-красное, как свалившийся только что с неба метеорит, и такое же горячее, наверное. Под ним трескалась земля, вот что.
Квоттербек стоял сосредоточенный и серьезный. Губы-шрам…
Мы не прощались, не говорили никаких слов, да вообще… вели себя так, словно впереди еще сотня линий. Тайтэнд болтался у входа в пещеру. Жить ему оставалось не больше минуты – или меньше, потому что я должен был справиться быстрее. После того как Солнце и Луна окажутся на Ветках, поле Последней Анестезии закроется для Игроков навсегда, переходы превратятся в прогулочные аллеи, мертвые зоны потеряют свои свойства… Поле превратится в банку, с которой рачительный хозяин изредка стирает пыль в ожидании знаменательного дня, когда придет время снять ее с полки, распаковать и полакомиться тем, что внутри.
Тогда я всего этого не осознавал, конечно. Просто знал, что после пятого сезона поле закроется.
Вихрь показался – лилово-белый, словно венами опутанный. Он шел медленно – я знал, что на той стороне так же ожидает своего, красно-черного, Раннинг команды Луны.
Ветка торчала впереди. Казалось – рукой до нее подать. Я думал о будущих Матчах, о том, что, наверное, мне хватит пары дней, чтобы снова прийти в форму и снова оказаться на первой линии перед новым Квоттербеком.
Вихрь шел – пенная его шапка подползала под наши ноги.
– Давай, Раннинг, – приглушенно сказал Квоттербек.
Я обернулся. Рыжий невыносимый Тайтэнд кивнул мне и сделал жест, по которому было ясно, насколько он низкого мнения о моих способностях. Глаза у него были прозрачные и темные.
Пенная шапка Вихря доползла наконец.
– Пошел! – крикнул Квоттербек, потому что ветер поднялся оглушительный.
Он дотянулся рукой до моего шлема и захлопнул пластину шилдкавера – я о ней совсем забыл. А в следующую секунду меня придавило такой тяжестью и болью, что… что я без проблем могу терпеть то, что происходит со мной сейчас.
Солнце навалилось сзади, влипло мне в позвоночник, в плечи, впечаталось, как следы в горячий асфальт. Если бы мне пришло в голову вдохнуть, легкие бы я выплюнул в состоянии жареного рыбьего пузыря. Я не дышал. Падал, распластанный всей этой хренью, и мечтал не промахнуться.
Не промахнулся – Квоттербек спихнул меня очень удачно, не в эпицентр, откуда не выберешься, а с краю, где температура и направление ветра работали на меня, а не против.
И тогда я понял, что значит быть Раннингом.
Мои пятьдесят пять килограмм веса, мой маленький рост и все, над чем постоянно издевался Тайт, – все это превратилось в идеальное подспорье – Вихрь облегчил груз Солнца, охладил его до переносимой температуры, а меня заставил почти распластаться над землей – и бежать так, как я никогда не бегал.
Вот я, Раннингбек команды Солнца. Я – кровный родственник скорости и выносливости. Я – гордость команды, второй по значимости Игрок и имею самую высокую мотивацию к победе.
Я могу развивать скорость, превышающую скорость биотических машин, я могу взять старт из любого положения, я неутомим и способен менять траекторию передвижения под любым углом, не теряя при этом ни одной лишней секунды.
Я – Раннинг.
Я до сих пор ощущаю напряжение в ногах, когда вспоминаю тот забег, напряжение и боль в мышцах. Это называется – фантомные боли?
Наушник щелкнул, и я услышал:
– Молодец, Раннинг.
Неужели все?
Я уткнулся в металлическую станину Ветки. Наверх вела лестница, а напротив, держась за такую же лестницу руками, стоял Раннинг Луны – согнувшись. Его шатало, но он упорно цеплялся за лестницу – отдыхал, выделив себе две или три секунды. Вокруг него бился черно-красный горячий Вихрь.
Мне отдыхать было некогда – рывком я вскинулся на первую ступень и полез вверх, поддерживаемый ослабевающим холодным ветром. Площадка, ребристая и узкая, задрожала под ногами.
Солнце я сбросил с плеч в предназначенное для него гнездо, и оно крепко схватилось в пазах, со щелчком и сытым гудением. На противоположной стороне площадки я увидел Луну, тоже свалившуюся в гнездо, а над ней – обмороженного Раннинга, с которого кожа слетала синими лохмотьями вместе с лоскутами обмундирования.
«Не пялься по сторонам».
Солнце выбросило подсвеченную линию, по которой сплошным потоком потекли знаки, цифры, символы… Я держался за Солнце обеими руками, чтобы не упасть, и запоминал…
– Как запоминал? – не выдержал лингвист. – Повторял про себя или сравнивал с какими-то образами?
Раннинг покусал губы, но все-таки ответил:
– Как маршрут. Как если бы мне пришлось бегать по ним – по всем этим символам, буквам и знакам.
– Бесполезно… – спустя минуту общего молчания сказал лингвист и со злостью дернул рукой. – Хотите расшифровать? Лезьте в колбу, уважаемые! Становитесь Раннингами! И никак иначе…
– Подожди, – перебил его Андрей. – Раннинг… почему ты не хочешь отдавать нам код?
Некоторое время Раннинг молчал, глядя сквозь потемневшую от крови жидкость.
– Потому что я оставил там Квоттербека, – наконец твердо ответил он. – Я не открыл ему транспортировочный переход.
– Он тебе что-то сказал?
