Кумир поверженный — все Бог.
М. Лермонтов
* * *
— Дед, скажи, что такое «задрыга»? Владимир
Александрович отложил газету и внимательно взглянул на внука.
— Как ты сказал? Задрыга?
— Ну да! Или ты не знаешь?
— Видишь ли, знать-то я знаю, а вот как объяснить тебе,
ума не приложу.
— Да уж как есть, я не маленький!
— Ладно! Ты Розу с первого этажа помнишь?
— Она — задрыга?
— На мой взгляд, именно так! А впрочем… — Владимир
Александрович пожал плечами.
— А что такое Мухлынь?
— Мухлынь? Понятия не имею! Первый раз слышу, но… А ты
где это все взял?
— У мамы. У нее рукопись готовая на столе лежала, и
первая глава называется «Две задрыги из Мухлыни».
— Прелестно! Что-то подобное я подозревал. Ну, в таком
случае «Мухлынь» это, скорее всего, весьма захолустный населенный пункт, а две
задрыги, по-видимому, две провинциальные золушки, которым предстоит в конце
маминого романа победить столицу и найти своих принцев. На белых мерседесах.
— Дед, как ты думаешь, Мухлынь существует?
— Спроси у мамы. А что, тебе захотелось поехать в эту
самую Мухлынь? Должен сказать, что если твоя мать это придумала, то придумка
неплоха! Что может быть в этой Мухлыни хорошего? От нее веет такой сонной
одурью пополам с мухами… И во всех торговых точках этой Мухлыни с потолка
свисают липкие ленты, сплошь покрытые дохлыми мухами. Весьма художественное
название, говорящее, так сказать… Интересно, это город или деревня?
— Дед, а почему ты маминых книжек не читаешь?
— Да зачем мне? Я и так знаю, что там все хорошо
закончится.
— Это разве плохо?
* * *
« — Марина Борисовна, повторяю, спрячьте ваш темперамент, он
тут ни к чему, это совсем другая роль! Зритель не должен догадываться, что вы
на самом деле не мямля, а горячая штучка, понимаете? — снова напустился на
меня главный.
— Валентин Георгиевич, мне кажется…
— Мне абсолютно наплевать, что вам кажется! Извольте
выполнять мои указания и соблюдать рисунок роли! Сергей Юрьевич, а вас прошу
почетче произносить текст, повторяем еще раз! Пошли!
Я постаралась спрятать в карман темперамент, хотя, по-моему,
это бред, лобовое неинтересное решение. Она мямля, а в конце вдруг неожиданно
взрывается. На мой взгляд, куда интереснее, если зритель что-то заподозрит,
тогда и за моей героиней наблюдать будет интереснее, а так вообще непонятно,
зачем она тут болтается, только раздражает… Но главный ничего не желает
слушать, да и кто я такая для него? Актрисулька, которая не смеет вякать, когда
мэтр дает указания. Вот с Юркой он уже не позволяет себе хамства, сознает, что
тот в любой момент может сделать ему ручкой. Юрку сейчас в любой театр возьмут
с восторгом. А он ведь тоже долго прозябал…
— Марина Борисовна, прошу вас, встаньте у окна спиной к
зрителю, здесь должна играть только ваша спина.
Я подчинилась, но очевидно моя спина так явно выражала ему
мою ненависть, что в какой-то момент он вдруг подскочил ко мне и больно ударил
по спине.
— Черт бы вас побрал, спрячьте темперамент! Или вы
настолько бездарны, что не…
Я не выдержала:
— Да, я настолько бездарна, что не… У него в глазах
отразилось безмерное удивление: эта особа еще смеет открывать рот?
— Все! Не могу больше, я ухожу! Говорят, вы
вытаскиваете все из актеров, ерунда, вы вытаскиваете только там, где уже все и
так давно ясно, как с Великановым, как с Юрочкой, например! А меня вы губите, и
я ухожу! — Я, наконец, дала волю своему темпераменту, который он так
ненавидел. — Вам нужны вялые послушные куклы, я не из их числа! Думаете,
сделали несколько скандальных спектаклей, так уже и Товстоногов?
— Вон отсюда! — холодно проговорил он.
— Я уйду, не сомневайтесь! И пусть вам будет хуже!
Потому что даже моя спина в сто раз выразительнее, чем… Вы же прочитали по ней,
как я вас ненавижу!
Я бросилась прочь со сцены. И ни одна сволочь не побежала за
мной. А ну их всех к чертям собачьим!»
Я перечитала написанное. Ничего, получилось, по крайней
мере, на первый взгляд. Правда, не очень понятно, что дальше делать. Сцена для
начала чересчур ясная и однозначная. Сейчас Марина либо должна утопиться, либо
встретить принца. Но для принца еще рано… И мои героини не топятся… А может,
пусть бросится в реку, а принц ее спасет? Фи… Ладно, пожалуй, надо пройтись,
проветрить голову… Зайду в магазин, куплю какой-нибудь еды, а то в холодильнике
пусто. А может поехать к маме? Гошки нет, он уехал к деду на каникулы… Нет,
мама в отсутствие Гошки начнет требовать, чтобы я «устроила свою личную жизнь»!
И вдруг зазвонил телефон.
— Олесечка, ты работаешь?
— Лерка, как хорошо, что ты позвонила, я как раз хочу
сделать перерыв.
— В таком случае, Олесечка, давай сегодня пообедаем в
«Пушкине», а?
— Это с какой радости? — удивилась я. Обычно мы с
ней обедаем в более скромных заведениях.
— Есть повод, вернее, необходимость…
— Необходимость?
— Да, я тебе при встрече объясню, только давай лучше
поедем на твоей машине, моя что-то вчера барахлила… — голос у Лерки был
какой-то смущенно-лживый.
— Лер, ты опять дурью маешься?
— Маюсь, и что? Кисло тебе в «Пушкине» пообедать? Я
приглашаю.
— Ладно, щей тамошних хочется! — согласилась я.
* * *
— Ну в чем дело? — спросила я, когда Лерка
плюхнулась на сиденье моей машины.
— Ой, Олесечка, у Гришки там сегодня свиданье с
какой-то Розой! Я должна на нее посмотреть.
— Тебе не надоело?
— Нет! Я должна охранять свое счастье!
— По-твоему это счастье?
— Да! Для меня счастье!
— Ладно, будем охранять. Но откуда ты узнала про
свидание?
— Слышала! Утром кто-то позвонил, а он закричал так
радостно: «О, привет, Роза! Наконец-то! Сколько лет, Роза!» И договорился в два
часа пообедать в «Пушкине».
— Но может, это деловой обед?
— Ну прямо! Это что-то из прошлого… Может, там ничего и
нет, но я хочу своими глазами ее увидеть…
— А мы не рано? Только еще полвторого…
— Гришка придет ровно в два, мы должны уже сидеть… И
место надо выбрать поудобнее, он всегда сидит у окна…