— Знаешь, да… Какое-то время назад я наткнулась на ее
детскую фотографию и стала думать… И мне почему-то казалось, что она где-то
близко… А совесть меня совсем не мучает, с какой стати? Но она моя дочь…
Хотелось бы просто узнать, что она жива и здорова… Больше мне ничего не нужно.
— А если бы ты вдруг встретилась с ней?
— Ты что-то о ней знаешь?
— Ничего. Откуда? — сказала я, и тут же мне стало
совестно. — Знаешь, я пытаюсь ее найти…
— Но ты уже пыталась!
— Я решила еще попытаться, у меня появились знакомые в
Италии…
— Почему в Италии? — насторожилась мать.
— Просто в Италии очень хорошо развита система поиска
людей, — вывернулась я. — А если бы она вдруг нашлась, что бы ты
сделала?
— Откуда я знаю? — пожала плечами мать. —
Все, наверное, зависело бы от того, как она повела бы себя…
— То есть?
— Ну, если бы она раскаялась…
— Мама, но ведь она твоя дочь, твой первенец, и ты ее
не видела столько лет… Неужели тебе нужно ее раскаяние? А кстати, в чем она
должна перед тобой каяться? Ведь во всем виновата только ты!
— Ерунда, я ни в чем не виновата! Если бы не изменился
строй, она еще была бы мне благодарна! Неужели ты не понимаешь, нас всех могли
бы посадить…
— Не выдумывай, в те годы никого за это уже не сажали!
— Ты ничего не понимаешь! Все шло к тому! Опять
начинали закручивать гайки и я, как мать, обязана была…
— Хватит, мама, я не могу этого больше слушать!
— Ну, разумеется, ты-то довольна всем, еще бы, при
прежнем строе твои пустопорожние книжки никто не стал бы печатать! Я даже
вообразить не могу… А, ладно… Ты собираешься где-то отдыхать?
— Да, я же еду к Гошке, а потом, осенью, может, на
недельку смотаюсь в Турцию или в Грецию…
— А в своей стране ты уже все видела?
— Что? — не поняла я.
— В Советском Союзе столько прекрасных интереснейших
мест…
— Мама, очнись, где ты видишь Советский Союз…
— Неважно, в России тоже…
— Кто бы спорил, но я хочу в Грецию, я там еще не была!
И главное для меня — возможность выбора! Куда хочу, туда и еду и без всякой
идеологической нагрузки!
— Вот-вот! Ты посмотри кругом, послушай, что говорят по
телевизору!
— Бог с ним, мама, я завтра уезжаю. Что тебе привезти?
— Ничего, абсолютно ничего! В прошлый раз ты привезла
мне куртку, но я не могу ее носить…
— Почему? Она тебе очень идет, и по размеру вполне
годится. Это очень хорошая, модная, дорогая куртка…
— Вот именно что дорогая…
— Не понимаю…
— По-твоему, я должна повсюду и всем демонстрировать
твои материальные возможности?
— Мама, о чем ты говоришь? — закричала я. —
Ты ничего никому не должна демонстрировать! Ты должна просто ее носить, потому
что она легкая, теплая, удобная… И только!
— Я так не считаю!
— Ну все, ты меня достала! Я ухожу! Вот, оставляю тебе
деньги…
— Хорошо, спасибо, — сухо ответила она. — И скажи
Георгию, что иногда можно и позвонить!
Когда я вышла на лестницу, меня трясло. Ну что за
невыносимый человек! Неужто я к старости тоже стану такой? Надеюсь, что нет, а
вот Юлька наверняка. Правда, у нее нет детей… Но надо всегда помнить, что во
мне есть и мамины гены…
— Ой, тетя Олеся! — окликнул меня девичий голос.
— Майка, привет!
Это была Гошкина подружка еще с детского сада Майка Громова.
— Тетя Олеся, а как там Гошка?
— Хорошо, вот завтра лечу к нему. Что-нибудь передать?
— Привет передайте, — она покраснела.
— Ты совсем уже взрослая стала, Майка. И хорошенькая,
глаз не отвести! Как мама?
— Нормально.
— Ты, я гляжу, загорела…
— Мы в Египте были…
— Майка, по-моему, ты хочешь мне что-то сказать…
Она вспыхнула и потупила глаза.
— Что случилось, Майя?
— Тетя Олеся… Надежда Львовна запретила Гошке со мной
дружить…
— То есть как? Почему?
— Она рассердилась, что Гошка пошел меня провожать
после театра… А где тут провожать, до соседнего подъезда…
— И что?
— На другой день я пришла к Гошке геометрию делать. А
Надежда Львовна сказала, чтобы ноги моей больше у них не было… — шмыгнула носом
Майка. — А я что? Я ничего не сделала, мы с Гошкой даже не целовались ни
разу. Она мне такого наговорила…
Я вскипела от злости.
— Ладно, Майка, не бери в голову! Я разберусь… А когда
это было?
— Да в конце мая еще…
— А Гошка что? Подчинился бабке?
Нет, — смущенно проговорила девочка. И улыбнулась так
обворожительно, что я подумала: дурак мой сын, что еще с тобой не
целовался. — Он очень расстроился и сказал: ну, если нельзя у меня, будем
встречаться во дворе. Или у тебя. Ой, тетя Олеся, вы ему не говорите, что я
сказала вам, он не хотел, чтобы вы знали…
— Ладно, как-нибудь разберусь со всем этим, не
беспокойся, Майка.
Я довезла ее до метро «Фрунзенская» и помчалась на встречу с
Леркой.
— Ты чего такая бешеная? — сразу спросила Лерка.
— У матери была…
— А, понятно. Что-то конкретное или вообще?
— И вообще, и конкретное! Боюсь, придется мне Гошку у
нее забрать.
— Как забрать? Куда?
— Ну к себе, куда ж еще…
— Но тогда надо Надежду Львовну поселить к тебе, а тебе
с Гошкой…
— Лер, ты соображаешь, что говоришь? Ты себе
представить можешь, что будет?
— А что такое? У тебя ж не квартира, а игрушка! Для
одной пожилой женщины…
Нет, это исключено, она выпьет у меня столько крови… Она же
всю жизнь провела там, там знакомые, соседи, привычка уже почти полувековая и
три комнаты, а тут одна… Нет, видно придется пойти в кабалу к издателям, взять
у них деньги, они предлагали… Продам мою квартиру и куплю двухкомнатную, другого
выхода я не вижу. Но оставлять парня с ней… И ведь он ни разу мне не
пожаловался… Я думала, у них все хорошо…
— Настоящим мужиком растет… — вздохнула Лерка.
— Правда, тут намечается другой выход, —
усмехнулась я.
— Какой?
— А Миклашевич сделал мне предложение.
