— Гриша, откуда в тебе это мещанство? — возмущенно
завопила Лера.
— Ну и наконец ей нужен просто мужик, к тому же он на
мой взгляд ей подходит…
— Много ты понимаешь! Он ее скрутит…
— Знаешь, твои причитания мне напоминают хор из
«Евгения Онегина»: «Возьмет ее в жены и будет тиранить!»… Кстати, классе в
восьмом или девятом мы с Розой бегали в Большой, мы тогда помешались на опере и
в частности на «Онегине». А к Розе придется поехать, я же теперь работаю с ним
и мы должны там быть. Просто не носись по саду как угорелая и все будет в
порядке.
— Да если не носиться, там с тоски помрешь с этой
Ариной. Хотя… Ладно, я поеду! — вдруг решительно заявила Лера.
— Ты что-то задумала? Колись!
— Ничего я не задумала, просто чем одной сидеть тут…
Кто знает, может там какие-нибудь знойные женщины будут? Надо не спускать с
тебя глаз.
* * *
Миклашевич пробыл в Германии пять дней и уехал в Карловы
Вары, где лечилась Амалия Адамовна. Самое поразительное, что за эти дни мы ни
разу не поссорились, причем мне даже не приходилось держать себя в руках. нет,
он был просто обворожителен и я не заметила, чтобы он сдерживался. Все было
вполне органично. Неужто он и впрямь изменился? Или так любит меня? Почему-то
хотелось в это верить… Сочетаться законным браком я категорически отказалась,
но мы решили попробовать жить вместе и даже устроить что-то вроде свадебной
вечеринки и уехать потом в свадебное путешествие. И он принял мои условия!
Гошка и Владимир Александрович были от него без ума. Сказать, что я осталась в
уме, тоже нельзя, хотя иной раз сомнения меня посещали. Главным моим условием
было одно: никаких перемен в жизни, пока не допишу книгу. А учитывая то, что я
совершенно выбилась из колеи, мне на это понадобится около двух месяцев. Он,
конечно, уговаривал сразу переехать к нему, работать летом в загородном доме
лучше, но я отказалась наотрез. Потом, все потом! Но как ни странно,
перспектива такого не узаконенного брака меня почему-то радовала и забавляла.
Мне казалось, если он обидит меня, что более чем реально, обида будет тоже
словно незаконной, понарошку.
Брак понарошку, кстати недурное название для книги. Нет,
ерунда! Брак понарошку это просто фиктивный брак, только звучит игривее. Но так
или иначе, а в Москву я вернулась в весьма приподнятом настроении. И первым
делом решила прослушать автоответчик. Звонки были в основном деловые, один
звонок от придурочной поклонницы «Госпожа Миклашевская, вы уж который день не
отвечаете на мои звонки, видно, поставили телефон с определителем! Некрасиво
так зазнаваться! Я вас любила, а вы…»
Слава Богу! Но неужели человек не может предположить, что я
уехала? А впрочем, бог с ней, она явно не в себе. Звонок из одной
телеструктуры, где хотят экранизировать мой последний роман, и вдруг: «Олеся,
это Розен. Когда вернетесь, позвоните мне. Очень вас прошу!» Я вздрогнула.
Голос звучал хрипловато, взволнованно. Что ему еще от меня понадобилось?
Звонить Розе я не буду, а вот Лерке позвоню сейчас же. Я
сбросила туфли и забралась с ногами в кресло.
— Лер, привет!
— Олеська! Приехала! Ну наконец-то? Олеська, это
правда?
— Что?
— Что ты за Миклашевича выходишь?
— Господи, откуда дровишки?
— Гришке сказал Толик.
— А Толик откуда взял?
— Какая разница, главное, это правда?
— Правда, но только отчасти.
— То есть?
— Лер, давай лучше повидаемся, все обсудим, но сперва я
должна поговорить с мамой, объявить ей, что Гошка останется с дедом. После
этого приятно будет посидеть где-то с подругой и поболтать о любви.
— Олеська, опять? — трагическим тоном воскликнула
Лерка.
— Ты даже вообразить себе не можешь, как он изменился!
— Щас!
— Нет, правда, ладно бы Гошка, но Владимир
Александрович тоже от него без ума! Ладно, Лер, где И когда?
— Может, ко мне подвалишь?
— Да нет, давай поужинаем где-нибудь.
— Тогда на свежем воздухе, в «Клубе птицы и рыбы»,
пойдет?
— Отлично! Тогда в семь часов. Я сейчас приму душ и
двину к маме.
— Сочувствую.
Мама встретила меня мрачно.
— С приездом! Как отдохнула?
— Замечательно, мама!
— Выглядишь неплохо. Как Гошка? Когда он возвращается?
— Мама, я хочу серьезно с тобой поговорить.
— О чем это?
— О Гошке.
— С ним что-то случилось?
— Слава богу, нет. Но дело в том, что… Владимир
Александрович снял чудный дом в пригороде Мюнхена, и Гошка теперь будет жить с
ним. Мы втроем решили, что так лучше.
Она пошла красными пятнами.
— Что значит лучше?
— Безопаснее, мама. Куда меньше шансов попасть в дурную
компанию, и потом армия, сама понимаешь… Но самое главное, он так хочет.
— Кто? Гошка? Гошка хочет жить в Германии? Но это
невозможно! Недопустимо!
— Почему?
— Потому что человек должен жить у себя на Родине!
Начинается!
— Мама, человек должен жить там, где хочет. Сейчас он
хочет жить с дедом, поглядим, что будет дальше.
— Это недопустимо!
— Почему?
— Эмигрантщина очень дурная среда!
— Владимир Александрович не эмигрант, это раз, и потом
Гошке сейчас нужно мужское влияние!
— Не эмигрант, говоришь? А кто же он? Самый жалкий
эмигрантишка! И если бы я могла предположить, что он сманит моего внука… Я буду
бороться!
— Мама, с кем ты намерена бороться?
— С этим эмигрантишкой!
— И как ты намерена бороться? Напишешь Ангеле Меркель,
что профессор Мокшанцев педофил? — уже взбесилась я.
— Оставь эти гнусные инсинуации! А как ты, родная мать,
можешь оставить сына на этого… на этого старого развратника? Чему он научит
ребенка?
— Да почему же он развратник?
— Ты знаешь, сколько у него было баб?
— Ну и что тут плохого? По крайней мере Гошка станет
нормальным мужиком… А Владимир Александрович умнейший, интеллигентнейший
человек. Я бы мечтала, чтобы Гошка стал таким, как он. И вообще, мама,
успокойся, вопрос решенный.
— А меня не надо было спросить, когда решался этот
вопрос?
— Зачем было спрашивать, если я точно знала, что ты
скажешь. К тому же Гошка категорически заявил, что хочет остаться с дедом.
