— Но раз ты в этом уверена, зачем же ее искать, да еще
по телевидению?
— Но у них же не все выносят на экран, правда? —
голос матери дрогнул.
Боже мой, куда девалась ее железобетонность?
И в этот момент я приняла решение.
Выйдя от мамы, села за руль и помчалась на Спиридоновку. Я
отлично помнила дом и подъезд, откуда забирала Юльку. Я спрошу там кого-нибудь,
в какой квартире живет эта фантастическая собака и найду Юльку или ее хахаля.
Однако, добравшись до Спиридоновки, я задумалась. А зачем, собственно, я сюда
примчалась? Взывать к Юлькиной совести? Уговаривать ее встретиться с матерью,
если она этого так не хочет? Читать мораль? И чего я могу добиться, Кроме
очередного скандала? Она уже большая девочка, моя сестра. Ну любит она этого
мужика с собакой, очень, видно, любит, и появление матери в этот момент,
вероятно, привело ее в панику, она испугалась, что мать опять что-то порушит,
что-то отнимет. Так и мое появление в ресторане она расценила как покушение на
ее любовь. Покушение темных сил, которые для нее олицетворяет мать, а заодно уж
и я. Наверное, она нещадно ругала себя за то, что поддалась порыву, позвонила…
Хотя, это не было похоже на порыв, а впрочем, может, у нее теперь такие порывы…
Одним словом, мне тут делать нечего. От всего этого меня взяла такая тоска,
хоть вой! Я позвонила Гошке. Он сообщил, что они с дедом сейчас как раз едут в
Италию. Голос у него был радостный, веселый… А я вдруг почувствовала себя такой
одинокой, несчастной, растерянной. Поеду сейчас домой и напьюсь. Но тут
позвонил Миклашевич. Сказать, что я обрадовалась, это ничего не сказать.
— Митька, ты в Москве?
— Кажется, ты этому рада?
— Рада, мне как-то хреново, Митька…
— Плохо себя чувствуешь?
— Да нет, на душе хреново.
— Отчего это и где ты болтаешься, дома тебя нет.
— Я у мамы была… И вообще, мне надо с тобой
посоветоваться. И еще я соскучилась.
— Ты где сейчас?
— На Спиридоновке.
— Что ты там делаешь?
— Дурью маюсь.
— Продуктивное занятие! Давай, езжай домой, я приеду
через часик. Договорились?
— Да!
* * *
Как же я обрадовалась ему! Он был в хорошем настроении,
излучал обаяние, привез цветы и подарок, завернутый в красивую бумажку с
бантиком.
— Что это, Мить?
— Новые духи. Выбрала мама. Она утверждает, что тебе
они понравятся.
— «Агент Провокатор»? Я даже не слышала о них.
— Ну, ты же вообще отсталая, не то что мама! Дай сюда,
горе мое!
Я вертела в руках непрозрачный розовый флакончик в форме
яйца и пыталась брызнуть на руку, но у меня не получалось.
— Темная ты, Олеська. Видишь, это же форма гранаты, а
вот тут чека, выдергиваешь ее и брызгайся на здоровье. Всему-то тебя надо
учить. Хотя постой, мама предупредила, что в первый момент тебя может от них
стошнить, но через десять минут ты их оценишь. А давай-ка набрызгаем на носовой
платок и отложим его. Вот так! Да, запах, я бы сказал, противный. Ну, давай
рассказывай, что за мерихлюндии?
Уже открыв рот, я сообразила, что в ресторанчик на Вспольном
я ходила с Матвеем, значит, в рассказе Должна фигурировать, к примеру, Лерка. И
начала с того, что Лерка позвала меня в новый ресторан.
Выслушав мой довольно сбивчивый рассказ, он покачал головой.
— Хорошо, что у тебя все-таки хватило ума не полезть к
сестре. Зачем, собственно? Ты хочешь ее переделать? Да она же просто копия
вашей матери, ты можешь переделать Надежду Львовну?
— Митя, знаешь, она, кажется, сама изменилась… Ее
мучает совесть… По крайней мере мне так кажется. Это старость, Олеська. Она,
видно, думает о душе, хоть большевики отрицали существование души, но мы-то с
тобой знаем, что они были в корне не правы. И твоя мать, хоть и большевичка в
прошлом, но в сущности все-таки человек… пусть тяжелый, непереносимый даже, но
просто отравленный страхом. Сказать по правде, я редко встречал такое. Ведь
самое страшное пришлось на долю предыдущих поколений, но факт остается фактом…
Однако ее действительно жаль и ты молодец, что не ополчилась против нее. И
Гошку оставила деду правильно и совесть по этому поводу тебя не должна мучить.
Олеська, я соскучился! Иди ко мне.
Я прижалась к нему и мне вдруг показалось, что он — каменная
стена, что я люблю только его… Он был сейчас умным, добрым, теплым…
— Что-то мне не нравится твое состояние духа, что с
тобой творится? Какие-то неприятности помимо сеструхи?
— Нет, ничего такого, просто настроение…
— А знаешь что, давай-ка мы сейчас поедем за город, я
покажу тебе наш дом, поговорим, подумаем, что там надо переделать, а? Как ты на
это смотришь?
— Хорошо! Хорошо смотрю, Митька! — обрадовалась я.
Мне вдруг понравилось, что он принимает за меня решения. Наверное, иногда это
женщине необходимо.
— Надо же, даже не споришь. Кстати, возьми с собой
халат, тапочки, что тебе еще надо, мы будем ночевать там, откроем окна,
надышимся свежим воздухом…
— А Амалия Адамовна там?
— Нет, мама терпеть не может дачную жизнь.
— Гошка в восторге от нее.
— Знаешь, я удивился, как они мгновенно нашли общий
язык, но потом понял — по контрасту с Надеждой Львовной.
— Да уж… — вздохнула я.
— А у твоей сестры тоже наверное неважно с чувством
юмора?
Я ахнула. Конечно, у нее совсем плохо с чувством юмора,
может, еще хуже, чем у мамы, поэтому обе такие ударенные жизнью и в общем-то
невыносимые в общении.
— Митька, какой ты умный!
— А то! Давай, собирайся! Побудем там два дня. И тут я
вспомнила про Аполлоныча Бельведерского!
— Нет, Митя, я должна завтра во второй половине дня
быть в Москве, у меня важная встреча!
— С кем это? — прищурился он.
— С пиар-директором издательства, — не моргнув
глазом, ответила я, ибо эта встреча состоялась два дня назад.
— А нельзя перенести?
— Никак, он послезавтра уходит в отпуск.
— Ну ладно, просто у меня потом тоже начнется
сумасшедшее время.
— А что такое?
— Понимаешь, предстоит тендер на оформление нового
здания одной корпорации, пока из суеверия даже называть не буду, и надо собрать
чертову уйму всяких документов, это кошмар, который я ни одной живой душе не
могу доверить. Ну да ничего не попишешь… А вот когда я соберу пакет, я тебя
возьму в оборот и мы с тобой двинем в свадебное путешествие без свадьбы, в этом
даже есть своя прелесть, а друзей оповестим и соберем уж постфактум, как ты
считаешь?
