— Да, Олеська, только ты на всем свете могла такое
придумать!
— А по-моему, это на поверхности лежит! Хотя мне самой
идея нравится.
— Ну, а теперь скажи, стоило лить слезы из-за хама?
— Лерка, ты, наверное, права, но я же его все-таки…
— Только не говори, что ты его любишь! Глупости! Любила
бы, не дала бы Розе.
— Ну, это ерунда… И потом так получилось… Но знаешь,
наличие Розы как-то облегчает ситуацию.
— Вот это мудрые речи! Да здравствует Роза! А теперь
постарайся уснуть.
— Не получится.
— Ну и зря! А между прочим, ты напрасно боишься.
Миклашевич, насколько я его знаю, просто от бешенства за тобой погнался, а
вообще-то он сейчас затаится, и преследовать тебя не будет, просто в какой-то
момент возникнет как ни в чем не бывало, с подарком, с цветами и обаятельной
улыбкой. Как было бы здорово, чтобы ему открыл дверь барон Розен!
— Что тут хорошего? Они подерутся.
— Слушай, а он правда хорошо сложен?
— Кто?
— Аполлоныч?
— Ну и что? Миклашевич тоже хорошо сложен.
— Опять Миклашевич! Я тебя про него не спрашивала. Я
кажется уже наизусть знаю, где у него шрамы, родинки, надоело! Хочу знать про
Аполлоныча, где у него что!
— Ну, Лерка, ты даешь! Я его еще не так хорошо изучила!
— Так изучай!
— Если тебе так любопытно, спроси у Арины.
— Мне не надо, а что касается Арины… Олеська, ты,
надеюсь, не забыла, что у Гриши через неделю день рождения?
— Не забыла, у меня для него даже подарок есть, я из
Германии привезла.
— Что?
— Галстук от Кардена. Что еще можно подарить такому как
Гришка?
— А вот для Аполлоныча ты придумала! Слушай, Олеська,
придумай для Гришки какую-нибудь надпись, я ему тоже футболку подарю.
— Лер, ну Григорий Михайлович это не Аполлоныч, что тут
измыслишь?
— Вообще-то да и к тому же… Олеська, а как Роза
принесет домой эту майку? Арина же спросит, где взял?
— Ну, уж это его проблемы.
— Она догадается.
— Да откуда! Сама же говоришь, она дура.
— Дура-то дура, а своего не упустит.
— И правильно, пусть не упускает, мне он не больно-то
нужен. Хотя и не помешает.
* * *
Утром я спокойно вернулась домой. Никто меня не
подкарауливал, на автоответчике не было проклятий. Видимо, Лерка права и он
затаился. Но с меня хватит, я с этим покончила! И хорошо, что мне не понравился
дом, а то я бы увязла еще глубже, а потом было бы куда больнее, если б я не дай
бог, переехала к нему… Бог миловал! И все же на душе было так же тяжело и
мерзко, как после каждой ссоры с Миклашевичем. В прошлый раз я спаслась тем,
что улетела к Гошке, а сегодня куда себя девать? Работать я явно не смогу или
так беспощадно отделаю оставшегося Марининого зайца, что она у меня одна
останется… Я позвонила маме.
— Как ты себя чувствуешь?
— Как я могу себя чувствовать! А почему тебя это
волнует?
Что можно ответить на такой вопрос? Я промолчала.
— Притворяешься хорошей дочерью?
— Мама, ты хочешь поругаться со мной, испортить мне с
утра настроение? Так не старайся, оно у меня и так отвратительное.
— Ну, мало ли от чего в твоем возрасте может быть
дурное настроение! Пройдет! Зайдешь в книжный, увидишь как безмозглые тетки раскупают
твою макулатуру, глядишь, настроение исправится. Ладно, отбыла дочернюю
повинность и можешь быть свободна.
Господи, да что же за люди вокруг меня? Вчера мне на
мгновение показалось, что в маме проснулось что-то человеческое… Видно, я
выдала желаемое за действительное! Пойду полежу в ванне, может, отмокну от
впечатлений. Я напустила в ванну воды с пеной и только собралась погрузиться в
нее, как зазвонил мобильник. Я не хотела подходить, но телефон определился
незнакомый, надеюсь, это не хитрости Миклашевича!
— Простите, я могу поговорить с Олесей? — спросил
мужской голос.
— Я вас слушаю.
— Олеся, мы с вами на днях встречались в ресторане, я
был с вашей сестрой…
— Я вас слушаю!
— Олеся, мне надо с вами поговорить.
— А что, моя сестра сама позвонить не может, ей
посредник нужен?
— Она уехала, а я хотел бы объяснить…
— Простите, не знаю, как вас зовут…
— Андрей, меня зовут Андрей Розанов.
Не слишком ли много роз?
— Так вот, Андрей, я не знаю, что тут можно объяснить,
Юля тот ломоть, который сам себя отрезал…
— Она хотела извиниться перед вами, собиралась с духом,
но тут встретила на улице мать и…
— Я уже знаю об этой встрече, так что…
— Наверное, Юлю можно понять.
— Мне тоже так казалось до встречи с ней, а потом я
поняла, что яблоко от яблони упало совсем недалеко, Юля точная копия матери,
только мать уже старая и ее мучает совесть… А впрочем, я не очень понимаю, о
чем тут говорить.
— Вы обиделись на сестру?
— За эту истерику? Нисколько. Да я и вообще не слишком
обидчива, просто мне стало неинтересно. К сожалению и мама, и Юля обе напрочь
лишены чувства юмора и чудовищно эгоцентричны, это тяжело. Видимо, я сознаю,
что двоих Боливар не выдержит.
— А вы, выходит, упали далеко от яблони?
— Говорят, я в отца…
— Олеся, ей богу, уделите мне час вашего драгоценного
времени!
— Я все-таки не понимаю, о чем нам с вами говорить.
— Если честно, я и сам не знаю… Но у меня возникла
потребность пообщаться с вами.
Извините, но я сейчас не в настроении удовлетворять ваши
потребности. Мне и самой достаточно хреново…
— Мне тоже, а вы знаете, что минус на минус дает плюс.
Объективная реальность еще из школьной программы. Давайте попьем кофе в хорошей
кондитерской, познакомимся, поболтаем… Нас обоих это ни к чему не обязывает. А
я, между прочим, читал три ваших романа и хочу еще…
— Ладно врать-то! — дрогнула я.
— Честное слово. Вот встретимся и я, если вы не верите,
готов обсудить с вами «Голубые воды Миссисипи», «Жизнь в зеленый горошек» и
особенно «Новости — хреновости».
— Ну, запомнить три названия несложно!
— На что спорим?
— На капуччино!
— Идет! Тогда встречаемся через час…
