— Хотите, возьму это на себя, вам и так сейчас тяжело.
Меня тронул его порыв.
— Спасибо вам, но я должна сама… И будь что будет.
— Олеся, вы можете на меня рассчитывать, если
понадобится какая-то помощь. Знаете, когда умирает старый человек, случается,
что некому вынести гроб, не хватает мужчин… Я готов, если нужно…
— Спасибо, но, кажется, этой проблемы не будет…
— Ну и в дальнейшем тоже…
— Что?
— Можете на меня рассчитывать.
— Что это у тебя такой обалделый вид? — спросила
Лерка.
— Знаешь, он предлагал мне любую помощь, даже предложил
прийти на похороны, чтобы нести гроб…
— Ничего себе! Это он один раз мельком увидал тебя в
ресторане?
— Нет, я вчера с ним встречалась.
— Зачем это?
Мне не хотелось рассказывать всю историю, и я просто
ответила:
— Он хочет экранизировать «Новости-хреновости»
— А он кто?
— Как я поняла, продюсер.
— Самая любимая твоя профессия! Это же правда жуть! Так
ты ему нужна, что он готов тащить гроб совершенно чужой женщины?
— Знаешь, во-первых, он много лет был любовником ее
дочери, так что…
— А теперь подбивает клинья под другую.
— Брось, Лерка, зачем так плохо думать о людях?
— Ладно, давай, звони сестрице.
Я набрала первый из номеров.
— Если кто другой подойдет, проси не Юлию, а
Джулию, — подсказала Лерка.
Но по этому номеру никто вообще не ответил. Я набрала
второй. И сразу же услышала Юлькин голос.
— Юля, это Олеся! Она выдержала паузу.
— Олеся? Как ты узнала этот номер?
— Юля, сегодня утром умерла мама. Она молчала.
— Похороны в пятницу. Ты приедешь?
— Извини, нет. И не беспокойся, я ни на что не
собираюсь претендовать.
— Претендовать? — не врубилась я.
— Ни на какое имущество. Мне от этой женщины ничего не
нужно.
— Юля, она же твоя мать. Ты же потом не простишь себе.
— Но она же себе все простила.
— Ее мучила совесть.
— Извини, это бесполезный разговор.
Я бросила трубку. Мне хотелось крикнуть ей, что мать может,
потому и умерла, что Юлька ушла от нее на Спиридоновке, но это и впрямь было
бесполезно. Так я окончательно потеряла сестру.
— Не приедет? Понятно, — грустно проговорила
Лерка. — А знаешь, это даже хорошо.
* * *
Утром я поехала встречать Гошку. Он был пришиблен.
— Мам, а бабушка… отчего умерла?
— От острой сердечной недостаточности.
— А отчего у нее эта недостаточность случилась?
Я вдруг поняла, что его мучает.
— Нет, Гошка, это не из-за тебя… Бабушка была старая, и
потом ее всю жизнь терзали страхи, а под конец еще и совесть. Вот сердце и не
выдержало.
— Мам, а тетя Юля приедет?
— Нет, не приедет. Она не может.
— Не хочет, да?
— Ну, в общем…
— Мам, тогда мы к ней не поедем, ладно?
— Конечно, Гошка, с чего мы вдруг поедем к какой-то
чужой тетке. Как я рада, что вы с дедом приехали, мне будет не так одиноко.
— А дядя Митя?
— Дядя Митя ничего не знает.
— Опять поссорились? — огорчился Гошка.
— Да, и расстались. Я не могу выносить его характер.
— Жалко. Он вообще-то клевый… И потом, мне было бы
спокойнее за тебя…
У меня полились слезы.
— Ничего, сын, я не пропаду и без дяди Мити. Мне
спокойнее без него. Все будет хорошо, сыночка.
— Мам, если хочешь, я вернусь.
— Нет, поживи лучше с дедом, тебе это полезнее.
— А ты переедешь в бабушкину квартиру?
— Нет. Бабушкина квартира останется тебе. Вырастешь,
женишься, будет у тебя свое жилье. А мне лучше здесь. Здесь же никто не умирал,
с этой квартирой не связано еще ничего плохого… Мне хорошо тут работается. А
как поживает Марика и жирафик?
* * *
Через два дня после похорон я проводила Гошку с дедом. И
только отъехав от аэропорта, сообразила, что за эти дни Аполлоныч ни разу мне
не позвонил, что было по меньшей мере странно. Мог бы хоть спросить, что с
мамой, не нужна ли мне помощь. А ведь он, наверняка, все знает от Гриши.
Даже о том, что кроме трех соседей и моих друзей, на
похоронах никого не было. Хотя мама была не так стара, чтобы никого из ее
знакомых не осталось в живых. Просто она была тяжелым и не слишком добрым
человеком… сделавшим, вероятно, немало дурного не только старшей дочери. Но и ее
жизнь была кошмарной. И какой же все-таки умный Миклашевич. Мать была лишена
чувства юмора и от этого были ее беды… и беды Юльки тоже… А я была слишком
близко к ним, чтобы это понять. Я вообще с трудом переношу таких людей. Мне
вспомнилось одно ток-шоу, в котором я участвовала. Там была молодая, красивая
девушка, то ли психолог, то ли телеведущая, а скорее всего то и другое в одном
флаконе. Боже, стоило ей открыть рот, как у меня создалось впечатление, что она
так тоща оттого, что у нее завелись глисты, причем не в животе, а в голове. Она
блистала познаниями в области чуть ли не всех наук, но была напрочь лишена
чувства юмора и уж тем более самоиронии, и я чуть не сдохла от тоски и
раздражения. Я видела, как страдал весьма эрудированный ведущий, чье воспитание
не позволяло ему перебить даму, и он невероятно напрягся, выжидая момент, когда
можно будет вклиниться и передать микрофон другому участнику. Тяжелое
воспоминание!
Ну и что мне делать теперь? Работать в таком настроении я не
смогу. Видеться с кем бы то ни было неохота, но и просто предаваться скорби
тоже невмоготу. Надо как-то себя развлечь, чтобы вернуться к работе, которая
все-таки лучшее лекарство, но, чтобы его принимать, надо пройти курс
реабилитации. И я решила проехаться по магазинам, купить какую-нибудь обновку,
потом посидеть в кафе, почувствовать себя человеком. Своей героине я бы такого
не позволила, но обо мне-то никто не узнает. Сегодня вечером день рождения
Гришки, но я уже сказала, что не пойду. Сидеть в компании было бы невыносимо, а
одной прошвырнуться по магазинам самое оно! И тут меня осенило! Я уеду
куда-нибудь к морю, одна, недели на две, возьму с собой ноутбук, и буду
работать! Я решила первым делом найти путевку, а уж потом, исходя из того, куда
я соберусь, купить себе шмотку! Девять дней, сорок дней, мама ничего этого не
признавала, так зачем я буду соблюдать это? Я сразу позвонила в агентство и
попросила подыскать мне что-нибудь. Мне не нужно ничего особенного, просто море
и солнце.
