Линия отключилась.
11
На следующее утро, усаживаясь в машину, я почувствовала легкую боль между ног. Она заставила меня улыбнуться. Кэти выглядела рассеянной и, к моей радости, не разговаривала со мной. Перед «молитвенным уголком» у них с Дэном состоялась напряженная беседа. Этим утром он прочел нам лекцию об опасностях неподчинения Божьей воле. Наверное, он все еще не мог простить мне плохого поведения за ужином или, возможно, Кэти рассказала ему о моем увлечении «неправильными» стихами Дикинсон. Какой бы ни была причина, он сделал акцент на том, что своенравие ведет к беде. Выбрав отрывок из Писания, Дэн важно постукивал пальцами по колену, пока Кэти читала строки из Исаии, а я послушно записывала их в блокнот: «Во что вас бить еще, продолжающие свое упорство? Вся голова в язвах, и все сердце исчахло».
Мать Дженни включила радио и настроилась на канал KDOV.
[4]
Там два неестественно спокойных голоса исполняли песню «Блаженное прощение». Они напомнили мне о странном сне, в котором я стояла у небесных врат и, словно группа «Певчие Диккенса», притоптывала ногами от холода. Передо мной возвышалась сторожка с крохотными застекленными оконцами молочного цвета. Я пыталась заглянуть в них, но у меня не получалось. Наконец в воротах открылась щелка, похожая на прорезь почтового ящика. Противный голос крикнул мне сквозь отверстие: «Что ты тут торчишь? Иди домой!»
Кэти заговорила со мной только один раз. Когда машина подъехала к школе, я никак не могла освободиться от ремня безопасности. Замок не желал открываться.
— Не прельщайся обманами дьявола.
Она смотрела на меня с таким видом, как будто только что дала мне точные инструкции, от которых зависели наши жизни.
— Я постараюсь.
Перед моими глазами промелькнул образ костюмированного бала, на котором дьяволы и ангелы блистали в одинаковых нарядах.
* * *
В поисках Джеймса я медленно прошла по школьному двору и вдруг увидела мистера Брауна. Словно невеста, заскучавшая о своем отце, я последовала за ним на небольшом расстоянии. Мне было приятно смотреть на волосы знакомого цвета, на поцарапанную кожу портфеля и поношенную вельветовую куртку, которую его жена давно пыталась выбросить в мусорный бак. Мы вошли в административное здание, и он направился в офис секретаря. Я задержалась на пороге, наблюдая за мистером Брауном. Когда он забрал документы из своей почтовой ячейки, я подошла и встала рядом. Оливия общалась с кем-то по телефону. Она посмотрела на меня и отвернулась. Затем ее взгляд снова метнулся ко мне — причем так быстро, что я почувствовала беспокойство. Казалось, она знала, что я была не Дженни.
Я стояла около мистера Брауна, не смея смотреть ему в лицо. Я разглядывала его руки, державшие папку с бумагами. Вот этот шрам на его большом пальце остался после пореза, когда он раскрывал картонную коробку. Я еще раз взглянула на крохотную полоску светлой кожи, исчезавшую под обручальным кольцом. «Поговори с ним», — настаивал мой внутренний голос. Но о чем? Что юная Дженни могла сказать ему? Он вышел из офиса, даже не заметив меня. Я поспешила за ним следом, чувствуя затылком пристальный взгляд Оливии.
Мне не удалось найти Джеймса в бурном море школьников. К моему ящику была приклеена записка. Я развернула ее и прочитала: «Парковка. 11.15». В классе геологии ко мне подошла незнакомая девушка. Она улыбнулась полным набором зубных скобок и по-дружески напомнила:
— Завтра у нас будет только половина уроков. Поэтому библейские занятия перенесли на четверг. Их проведут во время ланча.
Я подмигнула ей и ответила:
— Спасибо.
Этого оказалось достаточно. Она пошла к своей парте, весело размахивая цветастой сумочкой.
Урок тянулся медленно, как таяние материковых ледников. Длинная стрелка часов передвигалась, щелкая каждые две минуты. Тонкая секундная стрелка грациозно носилась по кругу, а минутная раз в сто двадцать секунд делала крохотный шаг назад и затем рывком перемещалась вперед в нелепом танце. Мне хотелось быть рядом с Джеймсом. Впрочем, не только с ним! У меня имелось и другое желание: поговорить с мистером Брауном. Одним словом, я хотела быть в разных местах, но только не в теле Дженни. Внезапно мне в голову пришла идея.
Я открыла чистую страницу блокнота и начала писать. Когда зазвенел звонок, я даже не услышала его. О перемене мне напомнили мальчишки, которые с громкими криками промчались по проходу между партами. Я помнила, что у мистера Брауна сейчас должно быть «окно». Поэтому через пару минут я уже стояла у дерева, которое росло рядом с входом в его флигель. Понаблюдав за открытой дверью, я наконец набралась отваги и решила войти. Мне полагалось быть на уроке по государственному управлению, но я видела, что мистер Браун сидит за столом и, подперев голову рукой, читает домашние работы своих учеников. Его зеленая авторучка зависла в воздухе. Папка с рукописью осталась дома. Я рассматривала его лицо, желая запечатлеть в памяти каждую деталь. Я помнила лица всех моих хозяев до последнего волоска — моей Святой, моего Рыцаря, моего Драматурга и моего Поэта. И теперь передо мной сидел мистер Браун. Казалось, что он застыл во времени. Я могла бы рисовать с него картину. Однако через миг он повернулся и, приподняв голову, посмотрел на меня.
— Доброе утро, мисс, — сказал мистер Браун. — Чем могу помочь?
Я надеялась, что он не заметит моего огромного смущения. Войдя в класс, я остановилась около двери — моего единственного пути для бегства.
— В прошлом году вы посещали мой класс, — продолжил он. — Вас зовут Дженни, не так ли?
У меня был выбор — выбежать из класса или подойти к нему. Поэтому я направилась к столу и, встав перед ним, заговорила:
— Я написала небольшое произведение.
— Прекрасно, — с улыбкой ответил он. — Кто теперь преподает вам английский?
— В этом семестре у меня нет литературы, — пропищала я, словно мышь. — Не могли бы вы послушать мой опус? Возможно, вы дадите мне какой-нибудь совет.
Он молча смотрел на меня несколько секунд. Я знала, что ему редко доводилось слышать подобные слова из уст учеников.
— Конечно. Прошу вас.
Он предложил мне сесть за парту в переднем ряду:
— Это стихотворение?
— Нет, — ответила я, бросив сумку на пол рядом со стулом. — Не совсем.
Я дорожила его мнением так сильно, что с трудом совладала со страхом. Мне приходилось удерживать взгляд на странице, которую я держала в руках.
— Короткий рассказ?
— Да, он очень короткий.
«Будь смелой», — сказала я себе.
— Итак, «Письмо, написанное музой своему поэту».
Он откинулся на спинку стула.
