Допустим, Шестов давно понял, что с его единственным пациентом происходит, и боится огласки, как признания собственной некомпетентности. Возможно? Я бы сказал – нет, если профессор не дурак. Потому что любую некомпетентность или халатность любой грамотный врач легко объяснит малопонятными терминами так, что еще и героем себя выставит. «Скоротечная абсорбация дисактивной инфлюэнции, – скажет и потрет усталые глаза. – Трое суток без роздыху я боролся, ваше императорское величество, с коварной болезнью. Но, видно, Господу было угодно…» И всего делов-то. Медаль на пузо, пенсия и благодарственные письма.
Получаем странный и даже страшный итог: царствующие родители прекрасно осведомлены о том, что Никса – не жилец. И дело лейб-медика – всего-навсего спровадить неудобного парня на тот свет быстро, эффективно и по возможности безболезненно. Саша пусть и не такой умница и красавец, как Коля, зато здоров как бык… Страшно? Еще как! А теперь – представьте меня в этой схеме со своими тревожными письмами. Кем я стану для давно все предусмотревших царя с царицей? По меньшей мере человеком, лезущим не в свое дело. И слишком много знающим. А значит, достойным поста губернатора Аляски. И это еще не самое плохое назначение было бы. Подозреваю, что все может закончиться шелковым апокалиптическим шнурком на шею или прорубью в Неве.
Однако что мы видим в той, уже случившейся истории моего мира? После смерти наследника доктор Шестов вылетает из лейб-медиков, как пробка из Асти-Чинзано. И профессуры лишается. Оставшиеся одиннадцать лет жизни проводит в каком-то небольшом городке вроде Пензы земским доктором. Если этот товарищ был вовлечен в «заговор родителей», то я – угол дома. Разве так благодарят за честно выполненное политическое убийство? Но тогда выходит, что и не было никакого заговора. Ибо никто другой, кроме нашего профессора, такого дела провернуть не смог бы.
И тут возникает вариант второй – героический. А что, если Никса и правда не был так уж болен до своей поездки по Европам?! Что, если заговор все же существовал, но не родителей против своего чада, а кого-то могущественного против всей империи? Лишить Россию подающего блестящие надежды наследника, больно ударить по царской семье. Показать, что у этого «злоумышленника» длинные руки. Вариант? Отчего нет!
Могли ли Николая отравить? Существуют ли яды, способные обмануть прекрасных врачей – профессора и лейб-медика Николая Федоровича Здекауэра и Николая Ивановича Пирогова, человека, в чью честь в мое время улицы и институты называли? Теоретически – возможно. Но технически – вряд ли. Яды всегда оставляют следы. И думаю, проверку на яды тело усопшего прошло в первую очередь. Вопрос-то нешуточный.
Хотя. Терроризма еще не существует, даже как понятия. Термин «политическое убийство» уже есть, но все еще принято считать, что совершать его должны «разъяренные подданные», а не неведомый ниндзя-отравитель. И обязательно на территории Родины. А то ведь и конфуз может выйти. То-то французский король самолично в Ниццу прибыл, едва только царевич слег. Это ведь не князь какой-то. Это Наследник Императорского Престола. И идеальный повод для войны, по совместительству, стоило только заподозрить возможность отравления!
С другой стороны, разве не существует других причин, способных лавинообразно запустить механизм быстрого развития спящей болезни? Почему после купания в Голландии Никсе хуже не стало, а в Венеции он почти сразу свалился? Коварные итальяшки отравили? Тю! Так не было еще Италии как государства. Да и кроме, может быть, Англии, смерть Николая Александровича никому никаких осязаемых выгод не принесла бы. Тем не менее именно в Венеции болезнь проснулась. Почему?
А не могла ли стать причиной банальнейшая акклиматизация? Санкт-Петербург и Голландия – примерно одна климатическая зона. Болезнь – спит. Климат Средиземного моря резко отличается. Теплое море, масса морепродуктов, фруктов и солнца – нате вам: обострение и кризис.
Возможно? А хрен его знает. И посоветоваться не с кем. Врачей тут еще нужно учить руки мыть с мылом и место укола йодом мазать. А о влиянии климата на организм им и подавно неведомо.
Другой вопрос: мне-то что с того? Допустим, что именно писать в посланиях, я примерно себе представлял. А вот что мне за это будет? И чем это может закончиться? Ведь не поверят же, брякни я о климатических зонах. За чудака и карьериста примут. А яды? Могут они тупо усилить охрану наследника, сообщи я им о возможности отравления? Легко! Но Колю это уже не спасет. Охрана ни акклиматизации, ни болезни не победит. А я стану черным вестником, «накаркавшим» трагедию. Вроде и «спасибо», а на самом деле – глаза б на тебя не смотрели…
Но что-то мне подсказывает, что и одной природой тут не ограничилось. И все, как всегда, гораздо сложнее. И проще.
Вариант третий, наиболее благоприятный. Даже мечтать приятно…
Итак, я весь в белом, сообщаю, что врач Шестов – дундук и просмотрел у царевича серьезное заболевание. Что Николая ни в коем случае нельзя отправлять в Европу. Что теплые моря ему – что меч острый. Что нужно немедленно созвать консилиум светил медицины и принять меры к излечению. Царь тронут, царица вся в слезах. Врачи берут анализы и выявляют воспалительный процесс. Я получаю высочайший карт-бланш на всевозможные эксперименты в своей губернии, три… нет, четыре ордена и какое-нибудь придворное звание… Все рады, на Рождество я получаю в подарок открытки, собственноручно нарисованные младшими братьями и сестрами Николая. Фрезе умирает от расстройства, и АГО отдают мне…
Фиг! Не поверят. Лейб-медики рапортуют о полном телесном здоровье Никсы, а какой-то хрен-с-горы, сидючи во глубине сибирских руд, доносит нечто совершенно обратное. Я бы и сам не поверил…
Всех трех участвовавших в лечении наследника врачей, кстати, тоже Николаями зовут. Господь часто делает людям намеки, только мало кто на них внимание обращает. Благо я не такой. Мне и меньшего бы хватило.
Решить-то спасать будущего Николая Второго я решил. А вот как именно – мне пришло в голову, только когда я увидел пароходную «Уфу» и обещанную Юзефом Адамовским баржу. Правда, до этого было еще две недели напряженных раздумий, первая, майская прибавка к жалованью от Фонда и активная подготовка к походу на Алтай. А еще – небольшая лекция для столоначальников, председателей комиссий и прочих начальничков моего присутствия.
Итак, утром в субботу, второго мая, на стене коридора неподалеку от финансовой части Первого отделения, где обычно государственные служащие получали жалованье, появились списки чиновников с указанием денежной прибавки от Фонда. Поименно и с комментариями – кому за что начислено больше или меньше. Конечно, основными причинами снижения были волокита и вымогательство мзды. Часто одно подразумевало другое. Еще чаще сумма «штрафа» от Фонда во много раз превышала размер полученной взятки. В воспитательных целях.
Списки привлекли внимание, но ожидаемого мной ажиотажа не вызвали. Сложно с этими бюрократами. Кому, как не им, лучше других известно, что пообещать и выполнить – не одно и то же. И если вы слышите: «Ваш вопрос будет рассмотрен в кратчайшие сроки», – это не значит сегодня. И даже не завтра. И не послезавтра. До вас дело дойдет, если кто-то из начальства подтолкнет или до ваших бумаг дойдут руки – то есть очень-очень нескоро. Чиновники – весьма занятые люди…
