– А ты не боишься? Ведь могут найти, – одними губами прошептал Степан напоследок.
– Боюсь, конечно, – слабо улыбнулся бледным и каким-то сосредоточенным лицом Лаврентий. – Но ведь пока камень у меня, я могу рассчитывать на его помощь.
– Но и у Хагена есть камень, – возразил Степан, на что колдун только опять улыбнулся и промолчал.
Когда Лаврентия вернули в кубрик и снова защелкнули тяжелый замок на его цепи, Степан по умиротворенному выражению лица друга понял, что с камнем все в порядке – Алатырь цел.
– Куда ты его спрятал? – поинтересовался он облегченно.
– Никуда не прятал, – как-то отрешенно произнес товарищ. Он сидел рядом, закрыв глаза, и еле дышал – на лбу выступили капельки пота. Руки у колдуна были холодные и мелко тряслись, как после очень сильного напряжения. Да так оно и было на самом деле.
– Они его не заметили, – прошептал Лаврентий, не открывая смеженных глаз. – Точнее, не увидели.
Выйдя на палубу для обыска, Лаврентий снял с шеи мешочек с камнем и держал его зажатым в руке. Разделся, и пока матросы обыскивали одежду, все время не выпускал Алатырь из руки.
– Только вот что получилось, – сказал колдун, разжимая кулак и показывая Степану ладонь с ярко-красным пятном вздувшейся кожи. – Очень больно было. Теперь пузыри пойдут от ожога…
Оказывается, капитан Хаген со своим камнем стоял совсем рядом. Он не смотрел на обыск, а глядел в открытое море. Видимо, его камень лежал в кармане куртки или в каком-то твердом футляре, так что капитан не ощутил жжения и не заметил, что второй камень, который он ищет с таким упорством, находится совсем рядом.
– Я теперь понял, – продолжал Лаврентий тихим слабым голосом, – чем ближе камни друг к другу, тем сильнее они нагреваются. Раньше я этого не знал, и дедушка не рассказывал. Наверное, и он никогда не видел другого такого же камня.
На палубе ладонь Лаврентия жгло нестерпимо. А он стоял голый перед обыскивающими его пиратами и напрягался изо всех своих колдовских сил, чтобы зачаровать их – не дать им увидеть очевидное. Чему-чему, а этому дедушка научил внука неплохо.
– Трудно было их зачаровать? – спросил Степан.
– Нет, этих не трудно, – покачал головой колдун. – Они обыскивали меня, а думали каждый о своем. Им было неинтересно искать камень, они не понимали, зачем это нужно. И думали о другом, расслабились…
– Ты знаешь, о чем они думали? – на всякий случай уточнил Степан. Об этой своей способности друг ему никогда не рассказывал, а самому Степану это не приходило в голову. Теперь вдруг пришло. Что ж, если дело обстоит именно так, впредь следует в присутствии Лаврентия думать поосторожнее. Хоть они с ним и близкие друзья, но все же не каждая мысль предназначена для того, чтобы ее знали другие.
– Я не вслушивался в их мысли, – пожал плечами колдун. – Мне это было неважно. Главное мне удалось – они не увидели камня.
Он улыбнулся и добавил:
– Вот если бы Хаген сам обыскивал меня, с ним бы у меня ничего не получилось. Но камень заставил его отвернуться.
– А почему камень помогает тебе и не помогает ему? – задал Степан вопрос, который уже давно задавал себе. – Ведь вы оба владеете Алатырем.
– Бел-Горюч камень Алатырь любит помогать добрым людям в добрых делах, – загадочно ответил Лаврентий. – Камню не все равно. Дедушка мне так и объяснял. Он потому и называл себя белым колдуном.
Об этом Степан знал, как всякий помор: колдуны бывают белые и черные. Каждый колдун сам выбирает для себя, откуда черпать свою магическую силу. Белый колдун – это тот, кто творит свои чародейства именем Бога, а именем Бога Всемогущего можно творить только хорошие дела.
А черный колдун вершит свои дела именем Дьявола – Врага рода человеческого, Отца всякого зла.
– Дедушка колдовал, и мне силу свою передал, – объяснил Лаврентий. – Мы творим чудеса и знамения силой Отца Небесного, силой Иисуса Христа и Пресвятой Богородицы. И в церковь Божию я хожу, ты сам знаешь. А черного колдуна от церкви воротит, он туда и войти не может – его вывернет наизнанку, в нем бес сидит и им владеет.
– Хаген – черный колдун? – спросил Степан, на что друг презрительно усмехнулся.
– Хаген – вообще не колдун, а разбойник, – ответил он. – Не знаю, каким образом попал к нему камень Алатырь, но это – случайность. Душа у него черная, и он наполнен грязью от пяток до головы. Но он не черный колдун.
Глава III
Ингрид из Або
На третий день пути волнение на море усилилось, и начался шторм. Пленники узнали об этом по сильной качке и по тому, с каким гулом били волны в борт корабля. Отсюда, из трюма шторм казался сокрушительным – снаружи все выло и грохотало. Пленников в кубрике бросало из стороны в сторону, они валились друг на друга, их цепи при этом гремели…
Думать о том, что случится, если корабль начнет тонуть, вовсе не хотелось – в этом случае финал был предрешен. Никто не бросится расковывать узников, каждый станет спасать себя, и прикованные к стенкам трюма пленники все пойдут на дно вместе с кораблем.
С палубы сквозь рев ветра доносились крики капитана Хагена, отдававшего распоряжения, а из коридорчика – топот моряков, носившихся, как угорелые, туда-сюда.
Стрельцы громко молились, призывая на помощь Николая-угодника – известного покровителя моряков, а эстонские рыбаки и оба помора угрюмо молчали: им слишком хорошо известно было, как трудно небольшому кораблю бороться с бурей в открытом море…
«Хорошо, что они догадались вовремя убрать паруса, – думал Степан, – иначе нас бы давно перевернуло ветром. Впрочем, это еще может произойти в любой момент – мачты у корабля высоковаты…»
Ему многие годы приходилось ходить на корабле по бурному морю. Степан видел штормы и бури: Белое море сурово во все времена года. Много лет Степан был кормщиком – поморское название капитана, и теперь, сидя здесь в вонючем трюме, он жалел о том, что не может оказаться наверху и принять участие в спасении корабля. Хотя управлять кочем и этим кораблем – совсем не одно и то же.
– Жаль, что мачты высоковаты, – снова и снова возвращался он мыслью к пугающей его детали. – Высокие мачты даже без парусов сами по себе парусят и могут перевернуть судно.
На поморских кочах мачты невысокие – пригодные к северным студеным ветрам. Когда из Арктики задует ветер, да как пойдет гулять по Белому морю – тут с высокими мачтами живо окажешься на дне.
К счастью, шторм был хоть и долгим, но не слишком сокрушительным – команда справилась. Однако в течение двух дней моряки сбивались с ног и валились от усталости – до пленников никому не было дела.
О них заботилась только Ингрид, которой никто теперь не мешал.
Конечно, похлебку никто не варил, да и вообще капитан приказал загасить всякий огонь, чтоб при такой качке не случилось пожара. Поэтому из еды Ингрид носила узникам только сухой заплесневелый горох, который было невозможно разжевать с первого раза, и приходилось долго держать во рту, чтоб он размягчился.
