– А сам? – Дед кивком указал на Мишкину перевязанную голову.
– Царапина. – Мишка поймал себя на том, что произнес это слово точь-в-точь, как герои советских фильмов о Великой Отечественной войне.
Дед покивал каким-то своим мыслям и задал новый вопрос:
– Чего Петруха на санях-то? Верхом быстрее.
– Как он верхом ездит, я не знаю, а в пустых санях почти так же быстро.
– Ладно, вон того видишь? – Дед указал на одного из лежащих лесовиков. – Стащи с него бронь и свяжи. Если начнет дергаться, добавь ему, но не убивай.
Лежащий навзничь лесовик был уже немолод, голова и борода были больше чем наполовину седыми. Кажется, это был как раз тот, последний из трех всадников, с которым дед схватился грудь в грудь. Шлема на голове у него не было, а вся левая половина лица превратилась в один сплошной синяк, видимо, дед приложил его мечом плашмя. С трудом ворочая тяжелое тело, Мишка принялся стягивать с него кольчугу.
Дело шло туго, а тут еще очнулся и снова завопил пленный. Мишка не сдержался и кинул взгляд в его сторону. Немой, ухватившись за хвостовик болта, торчащий из бедра лесовика, тихонько покачивал его в ране. Почувствовав приступ тошноты, Мишка поспешно отвернулся и принялся с остервенением сдирать кольчугу со своего «клиента». Потом поискал, чем связать, ничего не нашел и стянул ему руки, локоть к локтю, его же поясом.
Молодой мужик, которого пытал Немой, начал наконец говорить. Из его сбивчивого, прерываемого стонами и всхлипами рассказа выяснилась весьма неприглядная история. Оказывается, отправка двух сотен княжьей дружины на погром языческого капища и расположенного невдалеке от него городища не осталась незамеченной. Весть о карательной экспедиции разнеслась по лесам гораздо быстрее, чем двигалась княжья дружина. Древлянские и дреговические роды, рассчитывая, что с двумя сотнями общими усилиями удастся совладать, решили послать помощь. Из Куньего городища тоже вышли двадцать шесть мужиков, владеющих ратным искусством.
Несмотря на то что княжья дружина, неся потери в засадах и ловушках, двигалась через лес медленно, к основным событиям отряд из Куньего городища опоздал. На месте капища и соседнего поселения они обнаружили только трупы и головешки. Командир отряда не пожелал возвращаться домой и повел своих людей по следу уходящего войска, и на какой-то лесной поляне они настигли отставший от основной группы обоз с ранеными дружинниками, охраняемый всего десятком ратников. Всех: десяток охраны и три с лишним десятка раненых и два десятка обозников – истребили поголовно, потеряв при этом восемь своих убитыми и пятерых ранеными.
Пеший отряд превратился в конный, в избытке снарядившись трофейным оружием и доспехами. Можно было уже возвращаться домой, но командир решил, что даже в половинном составе они еще могут пощипать княжьих людей, и снова погнал лесовиков по следу. Дружину они не догнали, но встретили земляка, который шел из Княжьего погоста и рассказал, что видел там демона, много лет назад укравшего из городища дочку командира отряда.
После этого известия Славомир – командир лесовиков – словно взбесился. Не остановило его даже то, что трое из пятерых раненых были очень плохи и могли умереть. Двое, в конце концов, и умерли, но преследования дедова каравана это не остановило. Сегодня они сошлись…
– Так, значит… раненых резали, паскуды… Андрюха, кончай его!
Немой вырвал из бедра лесовика болт и с размаху всадил его мужику в глаз. Крик оборвался. Михайла торопливо зачерпнул горсть снега и засунул себе в рот. Не помогло, на какое-то время он, сотрясаемый приступами рвоты, перестал воспринимать окружающее.
– Ну что, внучок, думаешь, настоящую войну увидел? – услышал Мишка над собой голос деда. – Эк тебя скрутило! Нет, это еще не война, внучок, так – стычка. На настоящей войне мальцам с игрушками делать нечего!
«Напалма ты не видел, старый хрен, и ковровых бомбардировок. Я, правда, тоже – только по телевизору, но зато на себе попробовал, как это бывает, когда израильский штурмовик с кормы на твой пароход заходит, а в трюмах пять тысяч тонн артиллерийских снарядов лежат. Игрушки, говоришь?»
– Вы с Андреем семерых уложили, мы тоже – семерых. Кузька один раз выстрелил, вот как раз в этого, а Демьян вообще ни разу. Вот тебе и игрушки.
– Это ты – в одиночку шестерых?
– Одного – Роська кистенем, еще одного – Петька помог, остальных я!
– Кхе! Самострелы… надо же… ладно, Андрюха, давай этого!
Немой, сильно хромая, перебрался к связанному Мишкой мужику и принялся растирать ему лицо снегом. Мужик замычал, задергал связанными руками, открыл глаза.
– Здравствуй, сватьюшка Славомир, давненько не встречались, – с людоедской ласковостью пропел дед. – Годков десять, а то и поболее.
– Корзень, чтоб ты сдох! – отозвался связанный мужик.
«Сколько же у деда имен? Корней, Кирилл, теперь еще Корзень. Не удивлюсь, если и еще есть…»
– Ну сдохнешь-то как раз ты, сватьюшка, но не сразу. За паскудство твое ответить придется.
– Не пугай, христианин, светлые боги…
– Вот перед ними-то и ответишь, и по древним славянским обычаям, – не дал Славомиру договорить дед.
– Что ты, христов выб…, про наши обычаи…
– Знаю! – снова перебил Корней. – И за пролитие крови ближних родичей спрошу как надлежит! Ты, гнида болотная, дядьев с племянниками стравил. Вон три твоих сына убитые лежат, а там два твоих внука раненые кровью исходят. Помнишь, что по нашим древним обычаям за такое положено? Нет тебе прощения от светлых богов славянских!
– Врешь, Корзень! – Мужика аж трясло от ненависти и бессилия. – Не могла Татьяна родить, волхв ее чрево затворил!
– Однако родила! Крест животворящий сильнее волхвования оказался! – Дед по-волчьи ощерился, шрам на его лице сделался багровым. – А теперь получи по обычаю, изверг, родную кровь проливший!
Три коротких взмаха меча – и Славомир лишился ушей и носа. Мишку снова скрутило, но желудок был пуст, и он только часто задышал, пытаясь унять бунтующий организм.
– Не узнают тебя теперь пращуры, и нет у тебя ни лица, ни имени! – торжественно возгласил дед. – Андрюха, режь ему подколенные жилы!
Немой чиркнул по ногам Славомира засапожником.
– Не перейдешь ты теперь через Калинов мост! – продолжил речитативом Корней, словно произносил какое-то языческое заклятие.
– Корзень, будь ты прокл…
Кончик дедова меча, лязгнув об зубы, вошел Славомиру в рот, слова превратились в стон и бульканье.
– Не извергнешь более хулу и проклятие! Нет у тебя отныне ни голоса, ни облика, ни имени, ни пути! Михайла, тащи ЭТО конем в лес, там ему руки освободишь, пускай ползет!
Мишка, даже не пытаясь поймать какого-нибудь оставшегося без всадника коня, выпряг из саней Рыжуху, привязал Славомира к упряжи за ноги и повел лошадь под уздцы к ближайшим деревьям. Проходя мимо, совершенно равнодушно глянул на убитого им лучника – на эмоции не осталось уже никаких сил. Так же равнодушно, зайдя за первые деревья, освободил ноги мычащего мужика от привязи, перерезал стягивающий ему локти ремень и побрел назад по кровавому следу.
