«Да не будет же этого никогда! Неужели сама не понимает, что это невозможно?»
– Не веришь, Мишаня? – Нинёя, как всегда неожиданно, продемонстрировала силу своей способности улавливать чужие эмоции. – Ну и не верь. Тебе это и необязательно, у тебя какая-нибудь своя цель в жизни появится, ради которой не жалко будет… Что-то разболталась я, – прервала сама себя Нинея, – хитер ты, Михайла Фролыч, как меня старую разговорить сумел!
– А дочка? – Мишка внаглую проигнорировал намек на окончание разговора. – Ты говорила, что вы вдвоем с дочкой спаслись.
– А что дочка? Выросла, замуж вышла, детишек нарожала, – с каким-то странным равнодушием ответила Нинея. – Детишки выросли, переженились, замуж повыходили. Обычная жизнь, дара волхвовского в ней не было.
– Погоди… Замуж повыходили? – Мишка с изумлением уставился на Красаву. – А как же?..
– А-а, вот ты о чем. – Нинея грустно усмехнулась. – Да, время летит… Не внучка она моя, а правнучка. Помнишь, я сказала, что Беате только-только двадцать стукнуло? А сейчас ей уже под семьдесят.
«Это сколько же получается? Пятьдесят лет назад она уже была замужем семнадцать лет. Ну выходила замуж никак не раньше пятнадцати. Выходит, Нинее уже за восемьдесят?»
– Ну, подсчитал? – насмешливо спросила волхва. – Зря старался! Я за графа Палия вовсе не девчонкой несмышленой выходила. Если тебе так уж хочется мой возраст знать, считай меня ровесницей ратнинской сотни.
– Но Беляна говорила, что ваши матери…
– Помню, помню. – Нинея хитро глянула на Мишку, будто собираясь загадать ему загадку. – Это она так думает… Ну и пусть думает, вреда от этого никому нет.
– Ничего не понимаю! – вырвалось у Мишки.
– А и не надо! Я вот про тебя тоже много чего не понимаю, и ничего. Беседуем, как видишь. Я с тобой – не как с тринадцатилетним сопляком, ты со мной – не как со столетней старухой. – Мишка почувствовал, что краснеет. – Не смущайся, Мишаня. Разница между нами не в годах, а в том, что я знаю, для чего живу, а ты еще нет. Светлые боги… или кто там еще, тебя щедро одарили, но и для меня не поскупились, вдвоем мы много чего можем. Мысль о создании державы – ну, если хочешь, царства – тебе не претит, я вижу. Так давай потрудимся вместе, пока у тебя своего стремления не появилось. А потом… Если найдешь для себя дело на всю жизнь, так вон – Красава тебе мой долг вернет.
Интересненький, в общем, вышел разговорчик и пищи для размышлений дал предостаточно.
ГЛАВА 3
Рыжуха шла мерной рысью, позади глухо рокотали по лесной дороге копыта коней первого десятка «Младшей стражи» – Мишка вел пятую часть своего «войска» в Ратное.
С утра дед прислал к Мишке гордого оттого, что выполняет поручение самого сотника, мальца из холопов. От великого старания дурень чуть не запалил коня, но переданный приказ настолько удивил Мишку, что он даже забыл отругать мальчишку. Впрочем, от наказания мальца это не избавило – Митька, знавший и любивший кавалерийское дело, без лишних разговоров крепенько повозил парнишку физиономией по потному конскому боку.
Приказ же был действительно странный: приехать в Ратное самому Мишке и привести с собой первый десяток плюс Роську, Демьяна, Артемия и Дмитрия. Получалось, что дед вызывает к себе из воинской школы всю родню, кроме Немого. Мишка по-быстрому собрался, оставил за старшего Первака, получив на это молчаливое согласие Немого, и повел свой небольшой отряд в Ратное.
«Дед позвал родню. Нинея намекала, что на деда в Ратном кто-то „нож точит“. Понять „кто“, в общем-то семи пядей во лбу не нужно, но, если дело идет к драке, Немого оставлять вроде бы нельзя – такой боец обязательно пригодится… Ладно, приедем – дед объяснит.
Но надо же будет еще и отчитаться о договоренности с Нинеей… Да, сэр, а тут-то как раз все непросто. И самое большое сомнение порождает резкая перемена отношения баронессы пивенской к христианству. То она христиан своими злейшими врагами числит – отца Михайла чуть не угробила, а то – «крести, я дозволяю».
Похоже, христиане нужны лишь на определенном этапе – пока Турово-Пинское княжество не добьется независимости и не укрепится, а потом… Все, что угодно, вплоть до Варфоломеевской ночи. Правда, такие, с позволения сказать, мероприятия войдут в моду только лет через четыреста – во времена Реформации и религиозных войн. Однако можно припомнить и более ранние примеры: те же Крестовые походы или Альбигойские войны.
М-да, сэр, жареным от всего этого пахнет вполне отчетливо. В конце концов, почему бы циничный принцип «Чья власть, того и вера» не изобрести в двенадцатом веке, а не в шестнадцатом? И знаменитую фразу: «Париж стоит мессы!» – произнести не Генриху Наваррскому, а Михаилу Туровскому? С учетом местной специфики, разумеется. Что-то вроде: «Туров стоит жертвы Велесу!»
Эх, ну хоть граммульку бы информации! На что способны нынешние язычники? Только по лесам прятаться, купцов на бабки выставлять да заговоры устраивать? Ну-ка, сэр, напрягите мозги и попробуйте вспомнить хоть что-нибудь, если не из истории, так хотя бы из литературы. А какая сейчас литература?
Стоп! Слово о полку Игореве! Его, правда, напишут еще только лет через сто, но это не принципиально. Вот и пригодилась школьная зубрежка, кто бы мог подумать? Как мы тогда злились на это: «Не лепо ли ны бяшеть, братие». Но против школьной программы не попрешь. Даже ведь сочинения писали. Девчонки все больше про «плач Ярославны», а мы – про «червленые щиты, перегородившие степь».
И вот что интересно – конец двенадцатого (или начало тринадцатого?) века, а во всем произведении, если не ошибаюсь, ни разу не упомянуты ни Иисус Христос, ни Богородица, ни иные библейские персонажи. Зато языческих образов пруд пруди: Стрибог, Хорс, Дева-обида, Карна и Желя – вестницы смерти. Баяна автор называет Велесовым внуком.
Да и сам «плач Ярославны», по сути, настоящая языческая молитва. К кому она обращается? К ветру, к Днепру, к солнцу, но отнюдь не к Христу, не к Деве Марии, не к кому-нибудь из христианских святых. И это – православная княгиня?
Что же получается, что языческий менталитет будет доминировать в массовом сознании и через двести с лишним лет после крещения Руси? Такое население, если умеючи взяться, запросто можно поднять на резню христиан! Однако, сэр, перспективочка…
Правда, есть в Слове о полку Игореве одна закавыка, которая может все мои рассуждения свести на нет. Последние строки поэмы:
Здрави князи и дружина,
Поборая за христьяны на поганыя пьлки!
Получается, что князья с дружинами защищают христиан. И как прикажете это все понимать? Позднейшая правка? А может быть, отсутствие в тексте христианских персонажей всего лишь дань литературной традиции? Христианской-то литературы еще нет, тем более светской.
Вот ведь как интересно! В Слове о полку Игореве Ярославна обращается к ветру, солнцу и Днепру-Славутичу. У Пушкина, в «Сказке о мертвой царевне и семи богатырях», королевич Елисей, разыскивая невесту, тоже обращается к ветру, солнцу, месяцу. И в фильме Эльдара Рязанова, который показывают на каждый Новый год, то же самое: «– я спросил у тополя, я спросил у ясеня, я спросил у месяца…» Поэтический прием, сохранившийся в течение тысячи лет! Наверняка автор Слова о полку Игореве выдумал его не сам, а следовал еще раньше сложившимся традициям!
