«Это что ж, ты везде снасть горячительную разложила, даже на огороде?»
«Да нет, матушка Добродея, я уж и так, без снасти приспособилась, голыми руками!»
«Ага! Это ты молодец, умница. А глаз-то муж подбил?»
«Нет, матушка Добродея, свекор. Я вот как раз из-за этого у тебя еще совета спросить хочу. Опасаюсь я… такое дело, понимаешь… Пошла я вчера свекра со свекровью навестить. Все честь по чести: пирожков напекла, в корзиночку сложила, платочком накрыла… Прихожу, здороваюсь, а свекор меня тут же, у порога, укорять начинает, что-де с мужем непотребство творим, шум, гам, соседям спать не даем… Я слушала, слушала, а потом вдруг как закричу: «Я женщина слабая, беззащитная…» – да хрясь свекра корзинкой по башке! Ну, свекор-батюшка, дурного слова не говоря, развернулся да в глаз мне ка-ак… Очнулась – сижу на полу, в голове звон, одним глазом ничего не вижу, в руке от корзинки одна ручка осталась, а вокруг пирожки раскиданы. Смотрю уцелевшим глазом на свекра и вдруг замечаю, что он не старый еще совсем и как мужчина очень даже завлекательный!
Вот я и опасаюсь: мне завтра в церковь на исповедь идти… а вдруг отец Михаил меня тоже укорять начнет, а я, как со свекром, начну ему объяснять, что я женщина слабая, беззащитная… подсвечником там или еще чем, что под руку подвернется… а потом… а потом вдруг он мне тоже завлекательным мужчиной покажется? Во-первых, зашибить могу – отец Михаил-то хлипкий совсем, а во-вторых… грех-то какой!»
Илья подождал, пока опричники отсмеются, потом строго оглядел их всех по очереди и вывел мораль своей басни:
– Так вот и вы, ребятушки, с даденными вам мечами, наподобие той бабешки со скалкой, всякие пределы и приличия позабыли, а воевода Корней Агеич вас, как свекор-батюшка ту дуру, поучил. И он прав! Потому что, во-первых, зашибить кого-нибудь сдуру можете, а во-вторых, грех-то какой! Гордыня, мать вашу в маковку!
Вечером Мишка собрал личный состав в трапезной на «вечернюю сказку». В последнее время это мероприятие перестало быть ежедневным – то после занятий с Алексеем Мишка иногда не мог ни ногой, ни рукой пошевелить, то еще что-то мешало, но хотя бы трижды в неделю Мишка «лекцию» устраивал, очень уж любили эти мероприятия «курсанты». Напряженки с темами не было – для «Нинеиного контингента» можно было повторять уже рассказанное «первому набору», ребята слушали повторы с не меньшим удовольствием.
Сегодня, после утренней экзекуции, визита к Нинее и «воспитательного избиения» опричников Корнеем, настроение было, мягко говоря, пасмурным, да еще и мать, приведшая в трапезную девок, шепнула, чтобы рассказал «что-нибудь душевное». Плюс ко всему, среди слушателей впервые присутствовали дед, Бурей и Аристарх.
«Душевное ей… и это – после всего, что сегодня произошло! Именно, сэр, именно: очистите-ка душу классикой! Какая, к черту, классика? Нет, ну просто охренеть можно – прямо-таки пресловутая многопартийность: Христос, Перун, Велес, Макошь! И все, блин, нацелились на монопольное право руководить «перспективным кадром» Мишкой Лисовином, заделаться через это в будущем партией власти, а остальных, разумеется, к ногтю! Да еще Аристарх-едрендрищ со своим мужским шовинизмом нарисовался – индикатор, блин, формирования жестко-патриархального общества на могиле пережитков матриархата, туды его в архетип, папочку Юнга, дедушку Фрейда и мать их Шизофрению фон Паранойя с племянничком Ницше!»
Курсанты повесили на стену коровью шкуру с «картой мира», в зале наступила тишина, а Мишка все еще не знал, что будет рассказывать. Дверь отворилась, и тихо проскользнув в трапезную, рядом с девичьей компанией пристроилась Юлька. И сразу же тема для «вечерней сказки» пришла сама, словно подсказанная кем-то со стороны.
«Душевное вам? Ну так полюбуйтесь, что с детьми бывает, когда взрослые и умные промеж себя грызутся!»
Две равно уважаемых семьи
В Вероне, где встречают нас событья,
Ведут междоусобные бои
И не хотят унять кровопролитья.
Друг друга любят дети главарей,
Но им судьба подстраивает козни,
И гибель их у гробовых дверей
Кладет конец непримиримой розни.
Мишка повернулся к карте и ткнул пальцем в «сапог» Апеннинского полуострова.
– Верона находится здесь!
Можно было, конечно, и не указывать географическое место событий, но Мишке нужна была пауза, потому что наизусть он трагедию «Ромео и Джульетта» не знал. Дальше пошла проза пересказа «своими словами», но публика внимала, нимало не беспокоясь по поводу стиля изложения. В очередной раз подтверждалось ранее сделанное открытие: классика есть классика. Шекспир, как выяснилось, захватывает воображение слушателей XII века так же, как и Пушкин.
Некоторое время Мишка вообще не смотрел в зал, углубившись в процесс воспроизведения сюжета в собственном изложении, потом пошло легче, и он начал поглядывать на слушателей, убеждаясь, что слушают его внимательно, только в тот угол, где сидела Юлька, он смотреть избегал. Во-первых, в поле зрения в этом случае обязательно попал бы Бурей, что запросто могло сбить с настроя, во-вторых… Мишка и сам не знал почему.
Впервые он глянул на лекарку, когда дошел до сцены в саду Капулетти, и стихи вспомнились сами собой:
…Но что за блеск я вижу на балконе?
Там брезжит свет. Джульетта, ты как день!
Стань у окна, убей луну соседством;
Она и так от зависти больна,
Что ты ее затмила белизною.
И сразу же исчезла куда-то злость на «многопартийцев», рассказываемое вдруг приобрело совсем иной смысл, а аудитория куда-то исчезла – осталась только ОНА!
Как она слушала! Не имея ни малейшего понятия ни об Италии, ни о роскошных дворцах итальянской знати, она всем своим существом была там – под бархатным южным небом, среди пышной зелени дворцового сада. Это она стояла на балконе, это к ней были обращены слова:
О милая! О жизнь моя! О радость!
Стоит, сама не зная, кто она.
Губами шевелит, но слов не слышно.
Пустое, существует взглядов речь!
Стоит одна, прижав ладонь к щеке.
О чем она задумалась украдкой?
О, быть бы на ее руке перчаткой,
Перчаткой на руке!
Мишка готов был поклясться, что еще несколько секунд назад он не помнил ни одной из произносимых сейчас строк и смог бы лишь пересказать их смысл своими словами, неизвестно, с какой степенью достоверности, но сейчас…
Проговорила что-то. Светлый ангел,
Во мраке над моею головой
Ты реешь, как крылатый вестник неба…
Кажется, он пропускал реплики Джульетты, но «существует взглядов речь», какая Джульетта, когда на него смотрела Юлька!
Меня перенесла сюда любовь,
Ее не останавливают стены.
В нужде она решается на все,
И потому – чтó мне твои родные!
Они тебя увидят и убьют.
