Первая модель молола кофе по заранее выставленным двенадцати параметрам и только время от времени требовала: «Засыпьте зерна», «Долейте воды», «Уберите отходы», «Включите промывку», «Добавьте таблетку для очистки аппарата», но для второй модели швейцарцы решили быть вежливее и везде добавили «пожалуйста»: «Засыпьте, пожалуйста, зерна», «Долейте, пожалуйста, воды» и так далее, но однажды их завод по какому-то пустяку посетил крупный русский ученый, лауреат Нобелевской премии. Швейцарцы ему тут же поднесли в подарок аппарат и гордо похвастались, что продают вот эти модели в России, вот смотрите, надпись высвечивается по-русски!
Наш гигант мысли похвалил, но заметил, что это вот «пожалуйста» вызывает раздражение, нынешнее поколение молодежи предпочитает короткое «плиз», а еще лучше написать вот так… и он, как носитель чистого русского языка, сам быстро и бесплатно озвучил, как правильнее.
Доверчивые швейцары приняли все за чистую монету, и, к их великой радости, в России продажи аппарата взлетели до небес. Приобрела чуть ли не каждая российская семья, а швейцарцы лишний раз убедились, что если человек гений, то гений во всем.
И сейчас наши ржут и заказывают кофе чаще, чем обычно, только чтобы услышать недовольный голос: «А хде зерна?», «Убрать мои отходы, рабы!» и тому подобные, и я отчетливо представил, с каким наслаждением этот академик оттягивался в срунстве после чинных официальных встреч, докладов и конференций.
Ну а страна, естественно, которая в театры не ходит и этим гордится, это безобидное, но такое нужное хулиганство приняла с довольным гоготом, как стадо сытых гусей, что нажралось жаб и ряски и важно идет от озера к дому, больше ей ничего и не надо, пусть слоны думают, у них головы вон какие…
Я потыкал в кнопки, выставляя себе режим самого крепкого и в большой чашке, спросил, ни к кому не обращаясь лично:
– Ну, морды, кто первым доложит о готовности?
Люська сказала, загораясь:
– Я захватила старое платьице, почти детское, уже не налазит… Ну, влезть я сумею, но потом обязательно лопнет…
– Прекрасно, – сказал я. – Мы обеспечим съемку с нужных ракурсов. Будет выглядеть, что озверевшие прихвостни кровавого режима разорвали на тебе платье и, хмелея от собственной безнаказанности, готовы тебя изнасиловать прямо на площади! Ты только кричи поотчаяннее…
– Я платье дорву дальше сама, – пообещала она. – Чтобы сиськи наружу.
Грекор сказал деловито:
– Мы это сумеем подать как надругательство в особо жестокой форме. У меня двоюродный дядя адвокат. Он подберет нужную статью! Сдерем пару миллиончиков с МВД… жаль, не евро.
– А дадут? – усомнился Данил.
– На блюдце принесут, – пообещал Грекор. – Знают, что иначе сразу подадим в Страсбургский.
– А вдруг Страсбургский решит не в нашу пользу?
Грекор посмотрел на него, как на привидение.
– Ты что? Страсбургский всегда с нами, даже еще не читая дела!
– Что, и там одни насты?
– А мы везде, – сказал Грекор хвастливо.
Хлопнула дверь, подошли Гаврик, Василек, двое качков из секции Данила, потом Валентин и Марина, последние двое с блудливыми улыбками, затем начали подходить целыми группами парни, большинство которых я вообще вижу первый раз.
– Прекрасно, – сказал я громко. – Растем не по дням, а по часам!.. На этом митинге мы впервые появимся под собственными знаменами, а лозунги тоже… малость разнообразим, хотя суть останется та же.
Прибежал захеканный Зяма, глаза дикие, Данил спросил с сочувствием:
– Ты чего такой встрепанный?
– По дороге сюда, – сказал быстро Зяма, – врезался в какую-то жирную свинью. Похоже, я энгрибердс!
– Похож, – согласился Данил. – Как тебя мамка отпустила? Или ты как Барак Обама… тьфу, Барух Спиноза?.. Сделал ноги, не желая учить Тору?
Зяма отмахнулся.
– А чего ее учить? Она вся умещается в одной фразе.
– Какой? – спросил Данил с недоверием.
– Не скажу, – отрезал Зяма. – Иначе меня из настов выпрут, а я только-только начал вас затягивать в коварные сети масонства.
В Москве всегда полно народу, однако группки, что спешат на митинг, можно вычленить сразу по их отсутствию деловитой и даже озабоченной походки. Эти торопятся, как на праздник, на массовую развлекуху, собственно, все настроены примерно так, как и мы.
В центральной части города прибавилось полиции, но не слишком, хотя в одном месте заметили, как омоновцы выстраиваются в колонну и начинают бег трусцой в ту же сторону, что и мы.
Потом мы увидели, как эти в черных шлемах с прозрачными щитками, закрывающими лицо, перегородили собой улицу в два ряда, что для наших вполне достаточно, им покажи издали палку, враз разбегутся, а покажи пенис – сразу забеременеют.
Все в темных куртках, офицеры в серых пятнистых костюмах и кепи, шлемы на солнце блестят, похожие на головы крупных муравьев, жилеты выглядят толстыми, словно под ними бронники.
Через их головы видно, что с той стороны гуляют зеваки, охотно снимают на видео, сегодня же все это появится на ютюбе. Там же прохаживаются офицеры в пятнистой форме и без касок, все с мобильниками в руках, явно ждут дальнейших распоряжений, но у нас в России и руководство трусливое, никто никак не желает брать на себя ответственность за хоть какие-то действия.
Демонстрантов еще не видно, ожидаются две колонны с южной стороны, оттуда уже прибежали несколько бойких ребят, увидели перегораживающую улицу цепь и бегом ринулись обратно.
За спинами омоновцев несколько ментов, среди них две женщины, но такие толстые и безобразные тетки, что им можно и по морде заехать, это не женщины.
– Самое лучше, – заявил Данил, – это выдернуть к нам в толпу полицая, отнять у него щит, дубинку и шлем! Самого отхерачить, а нам идти во главе клина и выдергивать новых полицаев.
Зяма спросил опасливо:
– А если слезоточивый газ?
– Фигня, – заявил Данил безапелляционно. – Намочи платок и на харю! Ее и так придется, скорее всего, завязывать.
– Не придется, – сказал я.
– Почему?
– В этот раз толпу еще не разжечь…
Грекор сказал достаточно бодро:
– Мы не такие уж и беззащитные! Камни, которые нам под ноги положил мэр вместо асфальта, арматура в руки… на крайняк можно бутылки с зажигательной смесью или фаеры.
– Камни, – сказал я, – да, но не коктейли Молотова.
– Почему?
– Не в этот раз, – ответил я. – Русские очень долго раскачиваются.
– А потом остановиться не могут, – буркнул Зяма язвительно. – Воровать – так миллион, а потрахать, так Аню Межелайтис…
Данил сказал деловито:
