– А мы?
– Вы другие, – сообщил он. – Вы первая искренняя сила. Вы никого не обманываете лживыми лозунгами, вы их вообще не озвучиваете. Но всяк видит, что вы искренне и честно ненавидите власть, захватившую Кремль вопреки воле народа… и захватившую вообще все, что можно захватить в такой обширной и богатой стране.
Я буркнул:
– Как раз это все и ненавидят.
– И еще один момент, – сказал он медленно, словно колеблясь, говорить мне это или смолчать, а то вдруг я такой ранимый, такой ранимый, вот сразу возьму и убьюсь о стену, – что очень сильно бьет по России. Бьет уже тысячу лет, власти ничего не делают, чтобы изменить положение, хотя это сделать было можно… и даже можно сейчас.
Я спросил удивленно:
– Вы о чем?
– Россия, – произнес он, – страна православная. А это значит, безрелигиозная. Дело даже не в том, что РПЦ – это все та же водочно-торговая мафия, что нажила десятки миллиардов долларов на беспошлинной торговле импортными сигаретами и нефтью, что священники лихо гоняют на баснословно дорогих автомобилях и строят себе дворцы, которым позавидует и Абрамович…
– А в чем?
Он вздохнул, лицо омрачилось.
– В том, что православие… мертво. Ошибка была в самом начале, когда к речам апостолов подошли слишком трепетно и уважительно. Я имею в виду, что приняли как закон, в котором нельзя менять ни одну букву. В первые века это было… гм… хорошо, но общество развивалось, а религия осталась на месте. Нет, западная ветвь развивалась бурно, там из-за этого вспыхивали религиозные войны, озверело сражались нации, католики с протестантами…
– Варфоломеевская ночь?
На его лице промелькнула невеселая усмешка.
– Только ее и запомнили, хотя в том незначительном эпизоде с точки зрения истории погибло от пяти до тридцати тысяч человек, что меньше доли процента от общей гибели в той недостойной войне. Это я к тому, что западная ветвь, которую сотрясали богословские диспуты, учения, ереси, продолжала развиваться! Католицизм все еще силен, за него будут драться искренне… А протестантство вообще… я вас не обманываю, погуглите и увидите, что самые богатые страны – протестантские. Только протестантские! Германия, где протестантство зародилось, а также Англия, Штаты и Нидерланды, куда протестанство занесли. На втором месте – страны католические, увы. А самые бедные и отсталые, как вы уже сами видите, – православные, хотя вначале, когда религии только выбирали в Европе, было скорее наоборот… Единственная православная страна в Евросоюзе – Греция, и вы же видите, тонут, но все равно танцуют себе сиртаки, а работать их не заставишь никакими силами.
– Чисто по-русски, – сказал я зло.
Он покачал головой:
– Нет-нет, русские тут ни при чем. При прочих равных условиях русские уделывают и немцев, и американцев, как вон в науке. Губит Россию именно православие, прививая с детства губительную мораль, что от труда не будешь богат, а будешь горбат, с собой в могилу все не заберешь, так зачем стараться… Да вы и сами знаете.
Я подумал, поколебался, говорить или не говорить, потом решил, что хоть мир и будет совсем скоро единым и цельным, но пока что Америка – это Америка, а Россия – Россия, сказал многозначительно:
– На днях мы как раз планируем устроить некую акцию против РПЦ.
Он спросил живо:
– Какую?
– Скоро узнаете, – ответил я загадочно.
– Но, может быть, мы смогли бы чем-то помочь?
Я покачал головой:
– Это сугубо внутреннее дело. Есть часть работы, которую должны делать сами.
Он сказал торопливо:
– Очень мужественное решение!
– Вы находите?
– Точно-точно, – заверил он. – Это действительно гражданский поступок, если вы не хотите бросить тень в нашу сторону, как и свалить ответственность с себя.
Я ответил с облегчением, но и с непонятной досадой:
– Прекрасно.
Глава 11
Власти наконец-то нанесли ответный удар: в новостях прошло сообщение, что на Пушкинской площади митингующие не пропустили пожарные машины, те ехали по вызову насчет возгорания здания. Сгорело почти дотла, убыток нанесен в размере сорока миллионов рублей, возмещение их возложили на организаторов митинга, а это, как мы все понимаем, возьмет на себя «гуманитарный фонд поддержки свобод».
Такие же проблемы и у Мосгаза, их аварийные бригады сумели к месту аварии пробиться только через два часа, хотя могли бы за десять минут. Дополнительные расходы возложили на митингующих, и снова всем понятно, что штрафы и убытки оплатит госдеп.
Мосводоканал тоже куда-то спешно послал свои бригады, но так как и они не смогли или не восхотели пробиваться через толпу, то это нанесло водникам убыток в размере полутора миллионов рублей, что госдепу оплатить проще, чем шевельнуть пальцем.
По этому поводу в мэрии состоялось специальное заседание по вопросу: запретить ли подобные митинги, ибо они могут спровоцировать очень серьезные аварии с человеческими жертвами, взрывами газа и пожарами, либо просто повысить штрафы на порядок и тем самым латать дыры в городском бюджете.
Депутат Ивакин прямо заявил, что за организацию этих акций пусть госдеп платит не только митингующим, но и тем, кто убирает за ними и кто охраняет мирных жителей от этих разбушевавшихся хулиганов.
Я быстро пролистал новостную ленту, пропуская призывы посмотреть, что на этот раз и как именно засветила Аня Межелайтис, вбил в поиск «Православие» и быстро просмотрел ссылки с первой страницы.
Дудиков прав, я сам ненавижу нашу церковь за то, что пытается распоряжаться мною с момента моего рождения, записывая в свое гребаное православие, совсем не интересуясь, хочу ли я этого.
А потом, когда мы уже взрослые и на церковь вообще не обращаем внимания, все равно проходим по спискам православных, и толстые свиноподобные попы всякий раз ставят против моего имени галочку, получая за это лишний рубль, и таких «православных» у нас набирается сто миллионов.
У меня есть гордость, и если меня насильно поведут даже в рай, я буду вырываться! Мне лучше в ад, но чтоб по своему выбору, а не по прихоти гребаного пьяного попа, что и читает по складам, а берется что-то решать за меня, кто ему, кагэбэшной суке, такое позволил?
Готовились и тщательно планировали долго, репетировали, как двое-трое из нашей группы проберутся во время церковной службы в храм Спасителя и насрут прямо на амвоне.
Я долго вчитывался в окончательный вариант, просматривал пути отхода с секундомером в руке, ребята тоже азартно следили за стрелкой.
– Рискнем, – сказал я наконец, – только вот Грекор и Василек… не пойдут.
Грекор вскинулся с обиженным видом, но я видел в его глазах и облегчение.
