Несколько раз со мной на связь выходил Дудиков, в последний раз мягко попенял, что я действую в одиночку, а с его стороны можно бы получить существенную помощь.
– Гордость, – сказал он одобрительно, – это прекрасно! Уважаю. Но в интересах дела лучше бы…
– Засунуть ее в жопу? – спросил я. – Хорошо, давайте завтра? У меня есть вопросы.
– Жду, – ответил он немедленно. – Позвоните, когда выедете из офиса.
На дорогах, что удивительно, почти нет пробок, хотя при разрастающемся бардаке они должны быть на каждом шагу. Просто машин стало гораздо меньше: то ли народ уехал отсиживаться на дачи и в садовые домики, то ли вообще слинял куда угодно в дивную страну Замкадья, где все не как у людей, а люди, понятно, это москвичи.
Я с удовольствием превысил скорость, гайцев почти не осталось, их ненавидят еще больше, чем простых полицейских, подчиняться им почти перестали, несколько раз избивали, а в южной части Симферопольки при въезде на МКАД недавно двух попросту застрелили из проезжающего мимо автомобиля.
В одном месте, правда, пришлось притормозить и пробираться буквально на ощупь: площадь и перекресток заволокло светлым дымом, хотя это может быть и не дым, а слезоточивый газ, не знаю. Как сквозь туман мелькают человеческие фигурки, иногда кто-то кого-то хватает, тащит, но то ли свои оттаскивают раненого или слишком агрессивного напарника, то ли проклятые холуи режима арестовали отважного борца за свободу…
Я осторожно проехал вдоль бровки, а когда видимость восстановилась, прибавил газ и погнал, наверстывая упущенные минуты.
Резиновые пули у нас как-то не прижились в полиции, но когда сожгли три полицейских участка, а один из них – вместе с находившимися там служащими: девчонками, работающими на приеме и оформлении документов, то многие полицейские, как и ожидалось, сорвали погоны и бросили такую опасную работу, зато другие на безнаказанность погромщиков ответили прицельной стрельбой, уложив только на Кузнецком Мосту сразу пятерых насмерть, а двух тяжело ранив.
Общественность сразу же потребовала немедленного увольнения всего состава руководства МВД, но там, хоть и струсили перед обнаглевшей вконец интеллигенцией, ответили вежливо о начале разбирательств после окончания беспорядков, а тогда все получат по заслугам.
И хотя это была обычная отговорка, но эти творческие уловили в ней скрытую угрозу и сразу же бросились в аэропорты, где и так раскуплены все билеты за рубеж на месяцы вперед.
На следующем перекрестке ожесточенная драка молодых бунтарей с водителями, те выскочили спасать дорогие авто, а парни уже пляшут и весело орут на их крышах, пока другие крушат битами стекла, крылья, выламывают дверцы и выдирают внутренности.
Еще по дороге видел в сторонке около полусотни перевернутых и обгоревших автомобилей, там же рядом тлеют мусорные баки, тротуары усыпаны стеклами из разбитых витрин, а на стенах домов пламенеют кроваво-красные надписи: «Свободу “Срани Господней!”».
Густой черный дым заволок впереди улицу, сердце стучит тревожно, почему-то чудится, что там дальше вообще нет ничего, будто земля обрывается, дальше пустота мертвого космоса…
Тактика толпы достаточно выигрышная: забросать одно-два здания бутылками с коктейлем Молотова, а затем ринуться с ликованием грабить магазины, как буржуазную собственность, нажитую несправедливо и нечестно, ибо все богатые – сволочи уже потому, что богатые.
Когда я преодолел полосу едкого черного дыма, увидел, как толпа подростков раскачивает огромный полицейский автобус, толстый, тяжелый, весь в броне.
Не поверил своим глазам, когда он завалился набок, а затем общими силами его перевернули вверх колесами, и так остался, как гигантский жук в толстой броне, беспомощно выставив кверху лапы и не в состоянии перевернуться обратно.
Разные районы подготовились по-разному, лучше всех полиция сработала в Северо-Западном. Состав омоновцев удвоили, движение общественного транспорта пустили в обход горячих точек, а машинам временно запретили въезд в места скопления молодежи, за исключением амбулаторий и пожарных.
Естественно, полицейские автобусы, частью полупустые, подготовлены для арестованных. Примерно уже понятно, сколько задержат, а самим полицаям префект округа, бывший десантник и участник штурма дворца Амина, велел действовать предельно жестко, всю ответственность берет на себя, потому там после двух жестоких подавлений попыток погромов, когда переломали кости всем захваченным на горячем, беспорядки прекратились мгновенно.
Дорога пошла слегка вверх, а там за близким горизонтом поднимается черный дым, слишком широкая стена, чтобы всего лишь от горящих шин.
Я быстро спросил по мобильнику:
– Валентин, сейчас въезжаю в твой район, там что-то горит?
Голос раздался бодрый и такой отчетливый, словно аспирант сидит за спиной и говорит над ухом:
– Шпане удалось разграбить, а потом поджечь огромный склад, где хранились достаточно ценные товары…
– А для нас?
– Ерунда, – ответил он, – там все обычное, начиная с компьютеров и всевозможной связанной с ними периферии, мобильников, смартфонов, планшетников.
– В самом деле не жалко, – буркнул я.
– А также мебели для квартир, – сказал он, – офисов и коттеджей. Но главное, там были запасы краски, автомобильных шин и всего-всего, что можно разместить в ангаре площадью в пять тысяч квадратных метров.
– Тогда пусть горит, – разрешил я. – Как-нибудь задержу дыхание да проскочу.
Когда машина вынырнула из стены черного дыма, я понял, что грабеж был, так сказать, стихийным, организаторы не допустили бы поджогов раньше, чем выгребли бы все дочиста, а так огонь вспыхнул, когда расхищение только-только приняло массовый характер.
Я видел, как многие, спасаясь от волны огня и удушающего жара, выскакивают через выбитые витрины с пустыми руками, оставив по дороге нагруженные тележки, другие что-то выносят в руках, уже надсадно кашляя, дым распространяется ядовитый, желто-черный, а внутри слышно, как глухо взрываются бочки с красками.
Я прибавил газку, мотор довольно взревел, и машина понеслась в центр.
Вокруг здания культурного центра оазис тишины и чистоты, словно даже бунтари почему-то соблюдают правила неприкосновенности международных учреждений, но автомобилей прибавилось.
Когда я парковался, увидел, как вышла, наклонив голову от возможных видеокамер и пряча лицо под огромными темными очками, Белогольцева, наиболее непримиримый лидер оппозиции, о которой вдруг пошли слухи, что она пытается договориться с властями о бескровной передаче власти.
Я успел почувствовать ненавидящий взгляд, в следующее мгновение она скрылась в недрах своей машины.
От нее несколько раз приходили к нам представители с предложениями влиться в ее движение и подчиняться их дисциплине, на что Данил по моей указке отвечал предельно грубо и объяснял, куда им всем идти.
