Полицаи все еще не решаются применять оружие, нет приказа, хотя, на мой взгляд, эти не станут выполнять даже приказ: начальство всегда сумеет сказать, что никакого приказа стрелять в любимый народ оно не отдавало, это все отдельные несознательные элементы, затесавшиеся в замечательные ряды замечательной полиции…
Мы возглавили нападение на центральные участки, они расположены в старинных домах с толстыми стенами, укреплены, как крепости, контингент туда подбирали обычно проверенный, стойкий, отслуживший не только в армии, но и в особых частях.
После первого же выстрела из гранатомета из окна высунулась рука с белым платком и помахала им в разные стороны.
Данил буркнул:
– Перевелись герои…
Зяма возразил с великим облегчением:
– Демократия победила героев!.. Make love, not war!
– Переведи, – сказал Данил с угрозой.
Зяма сказал смущенно:
– Да я уж и не помню… что-то про любовь…
– Однополую? – рыкнул Данил.
Зяма в испуге отступил.
– Но ведь демократия же…
Я молча пошел к участку, за мной заторопился Грекор и четверо боевиков его отряда.
Дверь медленно распахнулась, вполглаза выглянул молоденький, но уже разжиревший лейтенант со щеками на плечах и подбородком на груди.
– Мы переходим на сторону народа! – проговорил он лебезящим голосом.
– Вовремя, – буркнул я. – Сдать все оружие!
В первом же участке в наши руки попали десятки пистолетов и несколько автоматов, после чего мы с легкостью взяли еще два, на этот раз недвусмысленно показывая, что перестреляем всех кровавых псов Кремля, если кто хотя бы косо посмотрит в сторону демократически настроенной общественности, что вышла на демонтаж диктатуры.
Этой ночью выстрелы звучали как-то иначе. Когда я сказал об этом Денису, он прислушался и сказал со странным удовлетворением, что в ход пошли крупнокалиберные пулеметы.
Грекор спросил быстро:
– Власти все-таки решились?
– При чем тут власти? – спросил Денис с ленивой усмешкой.
– А что… наши?
– Конечно, – ответил Денис. – Слышишь, лупят вовсю, патроны только переводят. Власти все еще трусят, страшатся обвинений в чрезмерном применении силы.
– Дострашатся, – буркнул Грекор.
– Это точно, – сказал Денис довольно. – Мы постоянно опережаем этих трусов по всем позициям. Да, это не китайцы… Те нас здорово обломали в Тяньаньмэне. Во всей их Поднебесной до сих пор никто с того дня и не пискнет насчет демократии по западному образцу.
По его тону чувствовалось, что уважает твердость китайского руководства.
– А откуда у наших тяжелое вооружение? – спросил Грекор.
– Достали, – ответил Денис с неясной улыбкой.
– С армейских складов?
Денис покачал головой:
– Нет, пока контрабандное…
– Ух ты!.. Как?
– Есть связи, – ответил Денис туманно. – На разных… уровнях. Вы как получили? То-то. Но сейчас это не так важно. Уже не важно.
Я спросил встревоженно:
– Почему?
– Не сегодня-завтра, – объяснил он, – вскроем и склады. Думаю, этим пора заняться нам.
Я пробормотал:
– Это я и хочу сказать. Мы давно готовы.
Валентин добавил с масляной улыбочкой:
– Тем самым наше движение сохранит лидирующее положение в центре активной оппозиции.
Денис кивнул, но во взгляде у него было то же самое «Аркадий Аркадиевич…».
– Да, – сказал он до жути трезвым голосом, – нельзя, чтобы у вас перехватили инициативу.
– Другие партии? – спросил Зяма скептически. – Умоются.
– Или власти, – ответил Денис. – У них работают лучшие политологи. И часть оппозиционных партий, как вы наверняка догадываетесь, спонсируется и управляется кремлевским режимом. Так что, ребята, вы основная опора и надежда демократии! Признайтесь, сами никогда бы о себе такого не подумали?.. В общем, я организовываю грузовики для перевозок, но все остальное – вы сами. Мы, культурный центр, против всяческого насилия, га-га-га!
Я кивнул Грекору и Данилу.
– Вернемся в офис. Придется собрать самых безбашенных.
Несколько часов ожидания в офисе показались вечностью. Зяма, чтобы убить время, начал резаться, судя по бравурной музыке, в Мэджести-два. Донесся нравоучительный голос гнома: «Тяжелая работа – сама по себе награда!» Я эти миссии прошел с удовольствием в те годы, когда байма только вышла, но сейчас вот словно кто шилом ткнул: да это же и есть основная доктрина протестантской трудовой этики, что сделала протестантские страны самыми богатыми и развитыми!
В православии принято считать, что Бог, изгоняя человека из рая, наказал его трудом, отсюда и пошло наше отношение к труду: «От труда будешь горбат», «Работа не волк» и тому подобные.
А вот Лютер прочел Библию иначе, дескать, Бог выпустил подросших детей в самостоятельную жизнь, больше не вмешивался, но наблюдал за ними и косвенно помогал и наконец-то позволил самим трудиться… ну, как Том Сойер позволил мальчишкам красить забор.
Высота культуры всегда стоит в прямой зависимости от любви к труду, но как мы любим труд, рассказывать не надо, особенно при детях. Нам больше нравятся такие высказывания: «Работа – последнее прибежище тех, кто ничего не умеет» или блестящие пустышки Бернарда Шоу: «Я люблю работу, она захватывает меня целиком. Я могу часами сидеть и смотреть, как другие работают».
Это тоже срунство, сам Шоу вкалывал еще как, но для других старался играть роль гения, за которого пьесы пишут музы.
Для протестанта аксиома, что труд приближает человека к Богу. Для православного с колыбели известно, что труд – наказание, его нужно избегать, а если совсем уж увильнуть невозможно, то сделать побыстрее и кое-как, чтобы поскорее освободиться и вздохнуть свободно.
Потому да, Дудиков жестоко прав, русские ни при чем, у нас талантливейший народ, но этот менталитет и подобное отношение к труду должны быть уничтожены ради спасения самого народа. Увы, похоже, православное мышление настолько въелось даже в мировоззрение местных атеистов, что они все равно следуют этим принципам… и потому тоже должны быть… гм…
Я вздрогнул, в комнату с шумом и грохотом ворвался Данил, заорал весело:
– Всем на выход!.. Кареты поданы!
Мы повскакивали словно ошпаренные. События разворачиваются настолько стремительно, что теперь ничего нельзя планировать заранее. Вчера никто бы и не подумал о дерзком выезде к армейским складам, а сейчас вот прем, словно под коксом или экстази.
На улице уже ждут несколько легковушек, а на окраине города, как мне сообщили по мобильнику, три грузовика, среди них есть даже «КамАЗ».
