— Минуло время, — перескочил я через щекотливую тему, — и всё изменилось. Россию перестали бояться. Напротив, пришло понимание, что вместе с Россией можно добиться гораздо большего, чем врозь. С точки же зрения культуры и человеческих отношений наши народы всегда были близки. Поэтому то, что в итоге мы пошли навстречу друг другу, — это объективная закономерность.
— Но в Америке не было террора, — упрямая немка не выпускала из рук микрофон, — да и русские с американцами чаще были антагонистами, чем союзниками.
— Что касается США, — я придал голосу мягкую настойчивость, — то мы видим, что принципиальных различий между нами нет. Да, у наших американских друзей несколько своеобразное понимание демократии, отличное от остального цивилизованного мира. Но это, пожалуй, единственное, в чём у нас были разногласия. И Россия, и Америка, и Китай, и даже Европа — все мы понимаем, что будущее — в объединении человечества. Наш нынешний союз — большой шаг в этом направлении.
Ведущий выцарапал микрофон из рук немецкой журналистки и передал его темноволосому мужчине с жиденькими усиками.
— Феликс Голдберг, «Уолл Стрит Джоурнал», — представился он. — Мистер Колпин, сложно отрицать, что потрясающие успехи России последних двух лет связаны с небывалым подъёмом экономики. Только в прошлом году валовой продукт страны увеличился в пять раз, в этом ожидается рост ещё в четыре с половиной раза. Вы обогнали не только США и Европейский Союз, но и оставили позади Китай. Если бы мне кто-нибудь сказал пару лет назад, что такое вообще возможно, я бы решил, что это шутка. Сейчас во многих университетах в мире организовываются целые кафедры, занимающиеся исследованиями российского экономического чуда. В связи с этим хотелось бы спросить, в чём, на ваш взгляд, причины столь стремительного взлёта российской экономики?
Я усмехнулся. Ну и что мне отвечать?
— Честно говоря, не знаю, что ваши кафедры наисследуют, мне самому было бы интересно посмотреть, — аудитория встретила моё признание улыбками. — А что касается причин, — я помедлил, — мне кажется, что нам просто повезло.
Мужчина с усиками остался в некотором недоумении, а микрофон перекочевал к миниатюрной шатенке, в волосы которой были вплетены голубые бусины.
— Мария Радых, «Комсомольская Правда», — представилась она. — Вопрос к господину Колпину. Платон Сергеевич, на прошлой неделе объявлены некоторые номинанты на Нобелевскую премию — и во всех номинациях есть российские учёные. А в некоторых — только российские. С чем вы связываете нынешний бум отечественной науки?
«Комсомольская Правда» мне всегда представлялась развлекательной газетой, поэтому вопрос о науке показался немного странным. Впрочем, размышлять на эту тему было не время.
— Я думаю, что этот вопрос стоит задать не мне, а самим учёным. Это их успех, а не мой. Наверное, не перевелись ещё таланты в земле русской, — я смотрел на девушку с бусинами, а она с серьёзным лицом кивала. — А наша задача простая — мы лишь постарались создать условия для них.
Следующий вопрос последовал от британца с всклокоченной причёской, представляющего газету «Independent».
— Господин Колпин, — сказал он, — разъясните нам, почему при всех успехах России в вашей стране так плохо обстоят дела со свободой слова?
— Почему вы так решили? — недоумённо спросил я. — Насколько мне известно, у нас полная свобода слова, газеты не закрываются, телевидение всех направлений работает, доступ в Интернет не ограничиваем.
— Но вас же совсем не критикуют! — воскликнул всё тот же журналист.
— А меня есть за что критиковать?
— Наверняка есть! — не сдавался всклокоченный.
— Очень хорошо, — я улыбнулся. — Приведите примеры, я вас с удовольствием послушаю.
Мне действительно было интересно, поэтому я воззрился на британца, предвкушая вызов. Однако тот, к моему разочарованию, стушевался и кроме невнятного мычания ничего выдать не смог. И тут раздался выкрик с места:
— Я готов покритиковать!
Ведущий передал микрофон плотному мужчине в чёрной водолазке, подчёркивающей склонность своего обладателя к обильной пище.
— Михаил Хлеборобов, газета «Альтернативная Россия», — представился он.
Газета моих основных соперников после выборов, проигранных ими с треском, с каждым месяцем теряла популярность и хирела. Тем не менее я регулярно просил референта делать мне выжимки из этого издания для того, чтобы видеть, куда мне ещё нужно направить свои усилия. И своё везение.
— У меня просто не хватает слов, чтобы выразить своё возмущение, — обладатель водолазки от переизбытка эмоций стал брызгать слюной, чем вызвал недовольное движение впереди сидящих. — Вы разрушили атмосферу общности людей! Братства! Единства!
Я удивлённо воззрился на журналиста. Он же, не смущаясь, продолжал:
— Вы разделили людей, тех, кто годами, десятилетиями привык быть и жить вместе! Теперь, — журналист сделал зловещую паузу, — теперь они живут разделённые и разобщённые в своих новых домах, этих бетонных коробках, муравейниках!
— Видимо, вы имеете в виду нашу программу расселения коммунальных квартир? — Мне стало смешно, но я постарался этого не показывать. — Вы знаете, мы не получили ни одного заявления людей о том, что они хотели бы обратно в коммуналки. Если таковые будут — мы рассмотрим и пойдём навстречу. Обратно в старые дома заселять их, конечно, не станем, но можем сделать специально для них новые, комфортные коммунальные дома. Спрос рождает предложение. И пока что я такого спроса не замечаю.
— Может быть, вы и бомжей на улицах не замечаете? — язвительно спросил журналист. — А мы, к примеру, недавно брали у них интервью.
— Ну почему же, — сказал я, — бомжи у нас есть. Восемнадцать человек в стране. Вы у кого конкретно брали интервью?
Видя, что журналист пришёл в замешательство, я решил ему помочь:
— Ну, где конкретно вы обнаружили бомжа? В каком городе?
— В Москве.
— Так. В каком районе — в Сокольниках или Нижних Мневниках?
— В Сокольниках.
— Понятно, — я удовлетворённо кивнул. — Значит, вы общались с Игнатом Панкратовым. Он идейный бомж, мировоззрение у него такое. Мы несколько раз пытались уговорить его перебраться в собственную квартиру — давали бесплатно в тех же Сокольниках. Многократно приглашали приходить за получением пособия — но он принципиально отказывался. Не будем же мы насильно заставлять людей жить так, как хочется нам, а не им самим. Тем более что сейчас они уже никому не мешают.
— Ну хорошо, — не сдавался журналист, — а как насчёт искусственно созданного дефицита продуктов?
— Каких продуктов? — удивился я. — У нас разве есть дефицит?
— Конечно! — торжествующе воскликнул человек в водолазке. — Вы посмотрите, что творится в магазинах! После драконовских мер вашего правительства стало гораздо сложнее купить чёрную икру! Объёмы продаж этого продукта уменьшаются, а цены растут бешеными темпами — за последний год подорожание составило семнадцать процентов! Не каждый способен покупать икру хотя бы раз в неделю, не говоря уже о ежедневном потреблении!
