— Позвони, — я взял его телефон, терпеливо лежащий на столике, и вложил ему в руку. — На, набирай номер.
В глазах мужчины загорелись неясные огоньки. Кажется, он стал надеяться.
— Позвони, — ещё раз сказал я.
Он, взглянув на меня исподлобья, набрал номер. До моего слуха донеслись длинные гудки. Один, второй, третий. Четвёртый гудок оборвался — и я услышал далёкий женский голос: «Алло?»
Попутчик вздрогнул, быстро встал и вышел из купе, затворив за собой дверь. Из коридора глухо и неразборчиво донёсся его голос.
Я отвернулся к окну. Я знал, чем закончится разговор.
Через десять минут попутчик вернулся с посветлевшим лицом и, не скрывая радости, воскликнул:
— Ты себе не представляешь! Она ждёт меня дома, умоляет вернуться! Сказала, что любит, что дура, что не понимала…
Я кивнул:
— Я же тебе говорил.
Осчастливленный мужчина достал сумку и принялся кидать в неё всё то, что четверть часа назад вытащил. В это время в дверь купе постучали. В проёме появилось лицо проводницы:
— Билеты приготовьте, пожалуйста.
— Девушка! — радостно крикнул мой попутчик. — Какая у нас следующая остановка?
— Вековка, — удивлённо ответила проводница. — А билет-то у вас есть?
— Да есть у меня билет! — Мужчина полез в карман куртки. Казалось, он был готов расцеловать всех — и проводницу, и меня заодно.
Девушка проверила билеты, справилась, не желаем ли мы чаю, и вышла. Попутчик собрал вещи и, сияя, уселся напротив меня.
— На Вековке, как выйдешь, перейди пути по эстакаде слева, — сказал я. — Через шесть минут после нашего прибытия будет электричка до Москвы. Придёт по расписанию, ты успеешь.
— Откуда ты знаешь? — удивился он.
Я слегка замялся:
— Не знаю. Но догадываюсь.
Попутчик неопределённо хмыкнул, достал пачку «Camel», вынул сигарету и стал задумчиво мять её пальцами, прислушиваясь к чему-то внутри себя и улыбаясь. Потом, будто опомнившись, предложил сигарету мне. Я отказался.
— Как тебя зовут-то? — спросил он.
— Платон.
— Платон? — Он глянул недоверчиво. — Редкое имя. Как у президента Колпина.
— Да, — легко согласился я.
— А меня Павел.
Некоторое время мы помолчали. Павел по-прежнему мял сигарету в руке.
— Странный ты человек, Платон, — наконец сказал он.
— Я знаю, — ответил я.
Верёвка жгла ладони даже сквозь перчатки. Я висел над пропастью и медленно, очень медленно полз вверх. Выступ, за который можно уцепиться, был уже недалеко. Я смогу.
Ещё несколько движений. Подтянуться. Выпростать руку. Проверить прочность камня. Перенести на него вес. И вот — уже почти победа.
Пару минут я стоял на четвереньках, дав себе время отдышаться и немного отдохнуть. Затем рывком встал в полный рост.
Вершина рядом. До неё всего чуть-чуть. Жалкий десяток шагов отделяет меня от покорения самой высокой горы в мире.
Пошатываясь то ли от ветра, то ли от ощущения близости цели, я пошёл вперёд. И вдруг увидел, что на той самой скале, на высочайшей точке планеты, уже кто-то стоит. Кто-то невозможный здесь. Злые, острые снежинки кололи лицо и мешали смотреть.
Я подошёл ближе, всматриваясь в смутно знакомую фигуру. Как же нелепо смотрелась здесь, среди льда, камня и ветра, тёмно-синяя форма бортпроводника «Пулково». Шрам над его бровью от мороза покраснел и ярко выделялся на бледном лице.
Бортпроводник наклонился и помог мне взобраться на каменную площадку. Мы молча встали плечом к плечу.
Карабкаясь сюда, я так мечтал о том, что вот-вот — и цель будет достигнута. Сотни раз я представлял, смакуя, как я выпрямлюсь во весь рост на вершине и буду стоять, опьянённый радостью. Но здесь, наверху, ничего этого не случилось. Было холодно и неуютно, тоскливо завывал ветер, болели сорванные мышцы. Я почти уговаривал себя порадоваться победе, но всё утыкалось в пустоту.
Мой странный спутник посмотрел мне в лицо. У него были грустные глаза.
— Да, — сказал он. — Всё так.
Я молчал, ожидая продолжения. Ветер швырял редкие снежинки в серую мглу.
— Здесь нет жизни, — бортпроводник оглядел голые скалы. — Жизнь там, внизу. И счастье тоже там.
Я проследил за его взглядом. За снежной пеленой угадывались очертания зелёной долины, из которой я начинал свой путь.
Выйдя из здания муромского вокзала, я пошёл наугад по одной из улиц, отходившей от площади. Споро прошагав несколько кварталов, я, ничуть не удивившись, вышел к знакомому автовокзалу. Именно до него меня когда-то довезли, после того памятного происшествия с прыжком из гибнущего самолёта. Когда-то в позапрошлой жизни.
Само здание, однако, осталось практически таким же, каким я его запомнил. Всё те же большие окна, грязные от зимней слякоти, такой же серый шифер на низенькой крыше, те же стены, выкрашенные в аляповатый розовый цвет.
У входа, рядом с тяжёлой деревянной дверью, скучал милиционер — щекастый молодой мужик, показавшийся мне знакомым. Увидев, что я стою и откровенно его разглядываю, он настороженно зыркнул на меня, подобрался и не спеша подошёл ближе.
— Лейтенант Ковалёв, — с ленцой козырнул он. — Предъявите, пожалуйста, документы.
Я взглянул ему прямо в глаза. Он неожиданно смутился и добавил, едва шевеля пухлыми губами:
— Ну, паспорт покажите то есть…
Я достал паспорт и протянул милиционеру. Он раскрыл документ и вдруг на несколько секунд завис, читая, как меня зовут.
— Ко… Колпин? Платон Сергеевич? — На лбу стража порядка вдруг проступила испарина.
— Ну да, — сказал я.
Милиционер то смотрел на фотографию в паспорте, то переводил взгляд на меня. Казалось, он пытался понять, сходится ли то, что он видит сейчас, с телевизионной картинкой из новостей, показывающих президента на каком-нибудь заседании или встрече. Коричневые телячьи глаза парня выражали одновременно и страх, и недоумение, и раздражение на нелепого шутника, подсунувшего ему под конец дежурства такого непонятного прохожего.
В конце концов, лейтенант, видимо, решил, что вот так, запросто, в родном Муроме, без делегации и охраны президента страны ему не встретить. И что имеет место лишь совпадение. Всё это отразилось на его лице. Так и не выйдя из прострации, он вернул мне паспорт и спросил севшим голосом:
— Разрешите идти?
— Идите, — кивнул я.
Милиционер приложил руку к фуражке, развернулся и, чеканя шаг, почти как на параде, направился к месту дежурства. Я хотел остановить его и спросить дорогу до Катиного дома, но потом передумал, решив, что всё найду сам.
