Это уже чересчур. За секунду до того, как я обернулся, на потолке снова мелькнуло кровавое пятно и кончики ногтей больно врезались мне в ладонь. Я прокричал:
— Черт побери, Джорджия, ведь был же шанс!
Пустое сиденье все бы расставило по местам. Если я на него посмотрю — Джорджия опять станет голосом у меня в голове. Она мертва. Я ее убил. Теперь надо быстренько взглянуть на пустое сиденье…
Но вместо этого я увидел Джорджию.
Она заняла свое обычное место — за столиком, и ее стул был повернут ко мне. Монитор компьютера за ее спиной подсвечивал голову сестры техногенным гало. Ее поза, жесты и освещение были мне настолько знакомы, что я уже не понимал, смеяться мне, кричать или благодарить Бога за то, что я окончательно лишился рассудка. На Джорджии был ее неизменный костюм: черный пиджак, белая блузка и черные брюки. Только одной детали недоставало — солнцезащитных очков. И я наконец-то смог увидеть ее глаза. Они были ясные, чистые, медно-карие, как в то время, когда вирус еще не поразил ее сетчатку и не превратил радужки глаз в тонкие ободки.
Я оцепенел. Но Джорджию моя реакция не волновала. Она всегда так делала, когда хотела, чтобы я к ней не приставал.
— Был, — согласилась она. — Не есть, а именно был. Но мы его давно оставили позади, верно? Мы ушли далеко-далеко.
Во рту у меня пересохло, все вокруг поплыло.
— Джорджи?
— Хорошо, что в последнее время у тебя не было серьезных черепно-мозговых травм, — проговорила она и печально улыбнулась.
Я молчал. После паузы она не выдержала и вздохнула.
— Пойми, у нас не сутки в запасе. Рано или поздно тебя начнут искать. Вряд ли ты жаждешь, чтобы тебя обнаружили в таком состоянии.
— Все давно привыкли, что я разговариваю сам с собой вслух, — прошептал я.
— Сам с собой — да, но не со мной. — Джорджия покачала головой. — Пойми меня правильно: мы оба знаем, что меня здесь нет. Привидений не существует. Но если ты вдобавок будешь видеть меня, остальные перестанут воспринимать тебя всерьез. У тебя куча работы. Точнее, у нас.
Я решил не выяснять, что в данном случае означает «мы». Начну докапываться до истины, сестра вообще перестанет со мной говорить. Тогда точно сойду с ума. Я окажусь в резиновой палате для душевнобольных, не буду расследовать заговоры и руководить новостным сайтом. Я заставил себя улыбнуться, гадая, насколько правдоподобно прозвучат мои слова.
— Я очень рад тебя видеть.
— Я бы согласилась с тобой, но не могу, — ответила Джорджия. — Насколько ты безумен?
— По шкале от одного до десяти? — Я с трудом удержался от смеха. — Достаточно для того, чтобы вести беседу с умершей сестрой. Ну, как?
— Ты действительно способен на такое? — Джорджия наклонилась ко мне и уперлась локтями в колени. У меня дыхание в груди перехватило, а по позвоночнику побежали мурашки. — Итак, предлагаю два варианта. Ты берешь себя в руки и избавляешься от своих страхов или признаешь, что сошел с ума. В последнем случае ты должен передать дело кому-то другому. Решай. Помни, кто из нас двоих мертв по-настоящему.
При слове «мертв» я слегка поморщился.
— А ты не могла бы…
— Что? Не называть себя мертвой? Но это правда, оболтус. Ты разговариваешь со мной, потому что я — та часть тебя, которая чертовски хорошо понимает, насколько все погано. Ты валяешь дурака с тех пор, как Тейт решил сыграть роль мученика. Я уже дико устала. Ты нужен команде. Ты мне нужен. Ты либо поднимешься, либо рухнешь. Толочь воду в ступе ты больше не можешь.
Ей стало бы лучше, — услышал я шепот Келли.
— Сбавь обороты, — пробормотал я.
— Ты и сам понимаешь, что я права, — безжалостно проговорила Джорджия.
Полагаю, мои галлюцинации друг друга не слышали. Вот вам очередной кусочек безумного пирога.
— Господи, да ты вообще никогда не терпел справедливую критику. Ты, конечно, не смог бы стать настоящим новостником.
— И хорошо, что не пытался, — проворчал я. У меня начали дрожать колени. Я облокотился на свой столик и всем весом навалился на руки. В этом было и нежелание расстаться с призрачной Джорджией, и попытка не рухнуть в обморок. — Как мне взяться за нечто подобное? У меня другие планы.
— Да, это было мое дело. — Джорджия серьезно посмотрела на меня. Незнакомые глаза на родном лице казались такими большими и печальными. — Мы всегда знали, что одному из нас придется закончить работу в одиночку. Возможно, мы не думали почему… но мы не сомневались, что так и будет. — Серьезность Джорджии нарушила полуулыбка, означавшая, что ей совсем невесело. — Должна кое в чем признаться. Даже когда я страдала завышенным самомнением, мне в голову не приходило, что после моей гибели на Стене напишут о «покушении в целях сокрытия крупного политического заговора». Мне всегда казалось, что я буду менее… короче, не настолько по твоей части.
— Ну… — Я с трудом сглотнул сдавивший глотку ком. Только улыбка помогла мне это сделать. Я понимал, что Джорджия — галлюцинация. Но мне было все равно. — Ты просто вильнула вправо, когда надо было — влево.
— Что сделано, то сделано. Ты собираешься взять себя в руки?
Я промолчал.
— Шон? — произнесла Джорджия более резко. — Ты вообще меня слушаешь?
— Я по тебе ужасно скучаю. — Я отвел взгляд от сестры и уставился на свои ноги. Не сделай я этого — лишился бы последней толики рассудка. — После твоей… я все время разговариваю с тобой, но только по одной причине. Без тебя меня на самом деле — нет. Вот я и притворяюсь, что я могу находиться в реальности, и… я уже забыл, с чего начал. Давай-ка я лучше закончу свою речь… Господи, как же я по тебе тоскую. — Я перевел дух, помолчал и решился добавить: — Пожалуй, я не знаю, как взяться за это без тебя.
— Тебе придется.
Я услышал, как Джорджия встала. Она прошла по салону и остановилась рядом со мной. Теперь ее колени появились в моем поле зрения. Если существует система ранжирования качества галлюцинаций, то этой явно можно было поставить очень высокую оценку. Я различал складочки на брюках Джорджии, увидел даже ворсинку ковролина, прилипшую к носку ее туфли.
— Шон, посмотри на меня.
Я поднял голову. Вблизи глаза Джорджии показались мне какими-то чужими.
— Соглашайся или отказывайся, — проговорила моя сестра очень тихо. — Делай выбор.
Я облизнул пересохшие губы.
— Третьего не дано?
— Это не сюжет для выпуска новостей, Шон. Единственное, что ты получишь, когда доведешь дело до конца, — возможность узнать правду. Я не вернусь. Время вспять не повернуть. Жизнь не станет прежней. Никогда. Как бы мы ни старались. Но ты все сумеешь. Ты разыщешь недостающие кусочки головоломки.
Она снова улыбнулась, хотя в уголках ее глаз набухли слезы. Я никогда не видел, чтобы она плакала, даже в детстве. Из-за вирусного поражения сетчатки слезные протоки у нее атрофировались за несколько лет до того, как изменился цвет радужки.
