– Ничего, – ответил он удивленно. – А ты?
Решив не отвечать, я шагнула в дом. После яркого дневного
света в первый момент мне показалось, что в доме очень темно. Я замедлила шаги,
ожидая, когда глаза понемногу привыкнут к мраку. Илья подошел, взял меня за
руку, и мы начали осторожно пробираться вперед. Под ногами была земля, впереди
арка, за ней просторная комната. Слева я разглядела лестницу, точнее, то, что
от нее осталось. Деревянные ступени давно сгнили, сверху сквозь дыры в крыше
падал свет. Я огляделась. На стене красной краской была нарисована пентаграмма,
рисунок оказался старый, он едва угадывался. На полу остатки костра. Я
поежилась и не сразу поняла причину своего беспокойства.
– Запах, – вдруг сказал Илья, и я подумала: «Ну,
конечно. Запах…» – На второй этаж подняться невозможно, – добавил
он. – По крайней мере, по этой лестнице. – И шагнул вперед, в
темноту.
Но темнота не была абсолютной, и через минуту мы оба
замерли. Я хотела закричать, но лишь сдавленно ахнула. Одна из поперечных
балок, поддерживающих потолок, обнажилась, через нее была перекинута веревка,
она кончалась петлей, на которой висело тело. В первое мгновение и тело, и
веревка, и даже перекладина показались мне не настоящими, я даже подумала, что
это игра света и тени или мое воображение. И только через несколько секунд
пришло понимание: я вижу то, что вижу. Разлагающееся тело с невероятно страшным
лицом, ноги почти касались кучи кирпича, верхний кирпич был чуть сдвинут, как
будто его задели ногой в светлом замшевом ботинке. Я смотрела на этот кирпич и
ждала, что он сейчас упадет, и удивлялась, почему этого не происходит. Я так
пристально, так внимательно разглядывала этот кирпич, потому что боялась
поднять глаза и еще раз увидеть все остальное. Я перевела взгляд на Илью. Он
стоял рядом и хмурился, как будто решал сложную задачу, которая ему никак не
дается.
– Записка, – сказал он, и я не сразу поняла, что
он имеет в виду. Он кивнул, мне пришлось поднять взгляд, и я увидела листок
бумаги, который держался на пуговице рубашки покойника. На листке было
напечатано большими буквами: «Прости». Всего одно слово. – Это
Игорь, – произнес Илья, я не поняла, к чему его слова относятся: к тому,
что это его труп перед нами, или к записке. Я согласно кивнула, что бы он ни
имел в виду. – Почему он это сделал? – спросил Илья, наверное, как и
я, он просто не знал, что сказать.
Чтобы не смотреть на труп, я стала оглядываться, отмечая и
выщербленный кирпич стен, и мусор на полу, и бутылку пива совсем рядом со своей
ногой.
– А это что? – спросила я, по-прежнему избегая
смотреть на жуткую картину, что была у меня перед глазами.
Очень пугала тишина этого места, оттого собственный голос
меня несколько успокоил. Илья сделал пару шагов в сторону и очутился возле
свежего раскопа. Кто-то начал рыть яму, лопата валялась тут же. Земля была
твердая, как камень, и я подумала, что копавшему было нелегко, наверное, он
устал и бросил работу незавершенной. Илья осмотрел яму, совсем неглубокую,
всего-то сантиметров десять вглубь.
– Кому это понадобилось? – спросил он, а я опять не
поняла, что он имеет в виду.
Он вернулся, взял меня за руку, крепко, до боли стиснув
ладонь, и повел к выходу.
Я не помню, как мы вышли из дома, как закрывали дверь, как
добрались до забора и влезли на крышу гаража. Я лежала на крыше, горячей,
шероховатой, и привычный мир начал понемногу возвращаться. Я на крыше, рядом со
мной Илья. А там, в доме, человек, который решил покинуть этот мир, оставив
записку всего в одно слово.
– Как ты?
Я лежала на животе, Илья гладил мою спину, словно я была
большой кошкой.
– А ты как думаешь? – усмехнулась я.
– Надо вызвать милицию.
– Вызывай.
– Что будет, если они приедут и станут задавать
вопросы?
– Ничего хорошего.
– Тогда звонить лучше из автомата. Пусть думают, что
его нашли бомжи. Или мальчишки. Ты сможешь идти?
Не так просто было ответить на этот вопрос, но я кивнула.
Сейчас узнаем, могу или нет. Илья спрыгнул на землю и помог мне спуститься. Мы
шли по переулку, покачиваясь, словно пьяные.
– Жуткое зрелище, – сказал он, а я попросила:
– Помолчи. – Но тут же об этом пожалела. Может, он
говорит, потому что ему страшно, а вовсе не для того, чтобы меня успокоить.
Телефон-автомат был в переулке, мы купили карточку в
сувенирной лавке, и я направилась к телефону, но Илья сказал, что отсюда звонить
неразумно. Девушка могла нас запомнить. В общем, мы прошли три квартала, потом
еще три, и только тогда Илья позвонил. Скороговоркой произнес несколько слов, я
не очень-то вслушивалась. Меня не покидало чувство абсолютной нереальности
происходящего, словно в кошмарном сне. Ты знаешь, что тебе это снится, но
кошмар не становится от этого менее ужасным.
Мы сидели на скамейке в парке и смотрели на фонтан, на
стайку хохочущих ребятишек возле него и голубей, которые подбирались к нам все
ближе и ближе.
– Извини, что расклеилась, – сказала я.
– Я тоже расклеился.
– Ты, по крайней мере, соображаешь, что делать.
– Сомневаюсь. Не стоило нам покупать карточку в
сувенирной лавке.
– По-твоему, менты такие умные?
– Вряд ли дураки.
Я придвинулась к нему и взяла за руку.
– О чем ты думаешь? – спросила тихо.
– Пытаюсь понять, почему он это сделал.
– Разве можно понять такое?
– Я стараюсь.
– Считаешь, он сделал это из-за меня? – помедлив,
спросила я.
– Потому что увидел тебя и принял за Ингу? Нет, –
поспешно ответил он. – Я так не думаю.
– Причина в другом, – твердо сказала я. –
Любая причина подойдет, но только не эта.
– Да, конечно.
– Не «да, конечно», а так и есть. У него кто-то был той
ночью, они пили коньяк. Игорь оставил сейф открытым и запер входную дверь на
один замок. И не отвечал на мои звонки. И это его «прости» адресовано кому
угодно, только не мне, то есть не Инге.
– Откуда ты все это знаешь? – нахмурился он, и я
призналась, что была в квартире Игоря. Про фотоальбом и ноутбук тоже
рассказала. – Допустим, десять лет назад он действительно предал своих
друзей, – сказал Илья.
