– Ты не думай, я замужем была. Два года. Училась здесь
в техникуме, вышла замуж, вроде парень был неплохой. Выпивал, правда. Я была на
седьмом месяце беременности, а он загулял. Застукала его прямо в квартире,
прикинь? Ума не хватило сучку эту подальше от дома держать. Я со злости ей
малость волосы подергала и муженьку хорошенько отвесила. Он к мамаше подался, а
наутро свекруха явилась и меня с квартиры поперла. Квартира-то ее была, она
сама у хахаля жила, а меня даже прописывать не стала, так я и числилась в
общаге. Я-то думала, муженек очухается, придет прощения просить, но он за
мамашин подол уцепился. А та орет: почто тебе эта хабалка, неужто девок мало.
Меня она терпеть не могла. Не нравилось ей, видите ли, что я деревенская.
Родители у меня неподходящие, а она королевна, в городской администрации
работает. Секретарша, но гонору, как у большого начальника. Короче, поперли
меня. Вернулась я в общагу, все надеялась, может, помиримся. А этот гад не
показывается. Я его соследила после работы, чешет со своей сучкой, я к ним…
надо бы плюнуть да к матери ехать, а я дура… в общем, подрались мы, он меня толкнул,
я упала, да так неловко… Вечером на «Скорой» увезли, ребенок мертвым родился.
Заражение началось, меня еле спасли, врачи сказали, детей у меня больше не
будет. Я чуть не рехнулась от горя. Умные люди подсказали, накатала на муженька
заяву. – Алена выпила еще и замолчала, разглядывая свои руки.
– И что? – помедлив, спросила я.
– Что-что, посадили Генку, – ответила она
зло. – Вот жду. Может, чего у нас и сладится, когда он выйдет, как
думаешь?
– Может, – пожала я плечами. – А чего ты в
посудомойки пошла? У тебя же техникум.
– Да запила я с горя. Выперли с работы. А со статьей не
больно устроишься. Да и… не задалась жизнь, Натаха. Вот такие дела. Послушай
совета, поезжай в свою деревню.
– Я в городе жила, – перебила я ее обиженно.
– Все равно. Это только дуры думают, что здесь им
припасли и денег, и мужиков. Хрен на глупую рожу. – Она махнула рукой и
замолчала, а я, немного поерзав, сказала со вздохом:
– Нельзя мне возвращаться.
– Что так? – нахмурилась она.
– Мамка замуж вышла, – поведала я. – А отчим
такой козел. Житья от него нет.
– Приставал, что ли?
– Ага.
– А мать знает?
– Нет. Батя нас бросил, когда мне два года было. Она
всю жизнь одна. А тут нашла свое счастье. Как я ей скажу? Жалко мамку. Ну, я и
решила: сматываться надо. Я, если честно, и с парнем этим связалась, чтоб из
дома удрать. Мамке соврала, что он мне здесь работу нашел, к себе зовет. А он
уехал, и с концами. Еще и про адрес наврал.
– Не кисни. Найдем козла. Фамилию, имя знаешь, Женька в
компьютерах сечет, найдем по прописке.
– Сомневаюсь. Может, и фамилия не его, я ведь документы
не видела. Встречались-то всего три дня.
– Ну и ладно. Ты молодая, здоровая, у тебя все впереди.
Не робей, подруга, прорвемся. Только уговор: мужиков сюда не водить.
Управляйся, как знаешь.
– Мне сейчас не до мужиков, – ответила я, решив,
что Алене пора на покой, глаза красные, взгляд затуманился, да и язык начал
заплетаться. – Я, это, в ванную пойду, помоюсь, – сказала я.
– Валяй. Постелю тебе на кресле, другого места нет,
извиняй. Вещи-то у тебя где?
– Вещей у меня один рюкзак. Получу зарплату, съезжу
домой, привезу чего надо.
– Да уж, сделай одолжение. У меня тоже лишнего нет.
Идем, дам тебе полотенце.
Я стояла под душем, зажмурившись от удовольствия, когда в
ванную вошла Алена. Я едва сдержалась, чтобы не напомнить: приличные люди
стучат, прежде чем войти. Алена плюхнулась на унитаз, поглядывая на меня с
ухмылкой.
– Тебе чего? – не выдержала я.
– По нужде. Фигурка у тебя зашибись. И лицо
симпатичное. Можешь неплохо устроиться, если не брезгливая. Хочешь, подскажу
человечка?
– Ты о чем? – нахмурилась я.
– Деревня ты темная. Здесь город большой, по-разному
можно зарабатывать.
– Проституткой, что ли? Мне это не подходит, заруби
себе на носу. И вообще, топай отсюда.
– Ладно, чего ты… я так, спьяну брякнула. Не обижайся.
Она тяжело поднялась и отправилась восвояси.
– Вот дура, – буркнула я и потянулась за
полотенцем.
Когда я вошла в комнату, Алена, разобрав кресло, стелила мне
постель. Белье было чистое, что мне заметно прибавило настроения. Я надела
футболку, сказала «спасибо» и легла. Алена устроилась на диване, я-то
надеялась, что уснет она быстро, но ей не спалось. Она принялась рассказывать о
своих родителях, о муже, которого регулярно навещала в тюрьме, о стерве-свекрови,
которая портит ей жизнь и вынуждает сына развестись, и под ее мерное бормотание
я незаметно уснула.
Будильник зазвенел оглушительно громко, я вскочила, не сразу
поняв, где я и что происходит. Поспешно отключила будильник, косясь на спящую
Алену. На работу ей к десяти, а вот мне необходимо быть там в восемь, убирались
в кафе по утрам до открытия. Быстро приняв душ и выпив чаю, я бегом
припустилась в кафе, дорогу я нашла без труда. На работу пришла на пять минут
раньше и возле служебного входа столкнулась с Любовью Петровной, которую все
здесь звали Любашей.
– Пришла? – кивнула она и взглянула на
часы. – Что делать, знаешь?
– Ага. Мне вчера объяснили.
– Ну, давай, трудись.
Она отправилась в свой кабинет, а я в подсобку за орудиями
труда. До десяти следовало убраться в зале, после открытия кафе – в подсобных
помещениях. К работе я подошла ответственно, трудилась в поте лица и не успела
оглянуться, как появилась Алена. Она познакомила меня с поварихой, дородной
теткой, двумя официантами и барменом Вадиком. Последний игриво мне подмигнул и
сказал:
– Будем дружить.
В шесть я пообедала в моечной вместе с Аленой и отправилась
домой, чувствуя, как от непривычной работы все тело ноет.
Первая неделя промелькнула незаметно, за это время я
перезнакомилась со всеми тружениками кафе и завоевала расположение Любови
Петровны, что вызвало удивление у немногочисленного персонала. В пятницу,
где-то около двух часов, в кафе появился мужчина и направился в кабинет Любаши.
Мы с Аленой в это время пили чай, пользуясь тем, что в кафе немного посетителей
и Алена может передохнуть. На мужчину я сначала не обратила внимания, но Алена
вдруг пнула открытую дверь ногой, чтоб из коридора не видно было, чем мы
заняты, и шепнула:
