Борхес не любил автогонки. Фамилии гонщиков он изредка слышал в СМИ и от знакомых, но в перипетии гоночных сражений не лез. Мария когда-то немного увлекалась мотоциклетными соревнованиями, но это у неё быстро прошло, а Борхеса она заразить не успела.
– Надо сменить тему, – сказал Деггет в 14:00, – а то наш Фернан заскучал.
Борхес выдавил из себя улыбку.
– Например, надо проверить коррекцию курса, пока ещё двадцать минут осталось. Игорь, уберёшь?
Малкин потянулся.
– Всегда я. О’кей, уберу.
Уборка заключалась в сваливании остатков пищи и мусора всё в ту же коробку и запихивании её в стенную нишу.
– Слушайте, мы ведь поели, масса коробки уменьшилась… Почему мне не позволили взять значок с флагом? – спросил Деггет.
– Проехали, – ответил Борхес. – Эту тему мы уже обсуждали.
Борхеса мучила навязчивая мысль, что в неправильном курсе был виноват он. Он ведь единственный, кто нарушил инструкцию. Взял с собой запрещённый предмет. Он чувствовал крестик кожей и вспоминал Марию, вспоминал её слова. И верил, что ничего не случится.
* * *
14:18. Все сидели на своих местах. Курс был откорректирован. Наступал самый ответственный момент: гиперпространственный переход без усыпления космонавтов. Все молчали. Борхес думал о Марии, потом его мысли перескочили на Бога, он стал молиться. Борхес осознал, что боится. Остальные казались ему бесстрашными: он скосил глаза и увидел хладнокровное лицо Деггета с поджатыми губами. Деггет выглядел сильным и неустрашимым, каким-то средневековым героем, рыцарем без страха и упрёка. Остальных Борхес не видел, но был уверен, что они столь же хладнокровны.
Он закрыл глаза. 14:21.
Прошла минута. Вот сейчас.
Ничего не случилось. Корабль не тряхнуло, он не изменил курса, а на открытом обзорном экране всё так же отражалась Этрея.
Первым вскочил Деггет. Он отстегнулся, подбежал к пульту и стал что-то рассматривать.
– Они не открыли проход! – воскликнул он. – Компьютер не мог ошибиться в расчётах!
Он обернулся к остальным. Малкин и Филлис тоже вскочили; все трое столпились около пульта. Борхес смотрел на них. Он был абсолютно спокоен. Причину этого спокойствия он не смог бы объяснить и сам.
– Дьявол! – выругался Филлис. – Мы вышли на второй круг с повышенной скоростью! Опять нужно корректировать…
– Если они откроют проход во второй раз, – сказал Малкин.
– Молчи. – Голос Деггета был серьёзен.
Деггет колдовал у пульта. Ни в чьей помощи он явно не нуждался; на его обыкновенно улыбчивом лице была написана сосредоточенность, тяжёлая складка легла между бровей. Филлис стоял рядом: он ничего не делал, но спокойно сидеть не мог. По лицу Малкина прочесть что-либо было невозможно, оно ничего не выражало. Казалось, в кресле сидит раскрашенная баварская кукла с лихорадочным ярко-красным румянцем на белоснежных круглых щеках.
Борхес был спокоен как никогда. Он сразу вспомнил курс тренировок на случай, если произойдёт именно то, что произошло теперь. Ещё он вспомнил старую добрую шведскую сказку про маленького человечка, который живёт на крыше и на все неудачи отзывается приговоркой: «Спокойствие, только спокойствие!» Борхес был уверен в Деггете, в способностях того сделать всё правильно, рассчитать, скорректировать скорость и привести корабль в нужную точку.
Но где-то внутри жил другой Борхес. Тот Борхес, который теребил теперь пальцами через ткань комбинезона маленький серебряный крестик и шептал чуть слышно молитву оставленному где-то на далёкой Земле Богу.
– Есть, – сказал Деггет.
Он отошёл от пульта и сел в кресло. Филлис остался стоять.
– Я проверю, – сказал он.
– Проверяй, – устало ответил Деггет.
Малкин повернулся к капитану.
– Это ведь не ты виноват. Они просто не открыли проход, неполадки там, в Центре управления.
– Знаю, – сказал Деггет. – Нам от этого не легче. Будем надеяться, что они решили свои проблемы.
«Интересно, – подумал Борхес, – а если проход не откроется ни во второй, ни в третий раз? Мы сядем на планету, а за нами никто не прилетит. И мы останемся одни, Робинзоны Крузо космоса». Он пытался отбросить подобные мысли, но те упрямо лезли в голову. Даже если бы у них было топливо, чтобы долететь обратно до Земли, путь занял бы тысячу четыреста пятьдесят лет. Жизнь – коротка. Борхес представил себе, что он – молодой, как сейчас, – возвращается на Землю через полторы тысячи лет. Никто даже не помнит, что когда-то к Этрее отправляли корабль. Люди научились летать без технических приспособлений и обмениваться мыслями на расстоянии; компьютерные игры стали более реальными, чем жизнь… Борхес засыпал, несмотря на все волнения и тревоги. Он терялся, уплывал, и к реальности его вернул Малкин, который тряс испанца за плечо.
– Проснись! – сказал русский. – Через десять минут второй переход. Проверь всё, пристегнись.
– Спасибо, – ответил Борхес.
Деггет и Филлис уже сидели в креслах. Деггет был расслаблен, он сидел, прикрыв глаза. Филлис, наоборот, возбуждён.
– Хотите, расскажу анекдот? – сказал Малкин.
– Давай, – отозвался, не открывая глаз, Деггет.
– Австралийские туземцы ловят русского, – он посмотрел на товарищей по команде, – испанца, американца и немца…
Борхес и Деггет улыбнулись. Уже было смешно. Филлис, казалось, не слышал начала.
– …и говорят: выполним по одному вашему желанию, а потом – съедим. А если не сможем выполнить – отпустим…
– Хочу пива, – сказал Филлис.
– Тебя съедят первым, – пошутил Борхес. Все улыбнулись.
– …американец говорит: мне, мол, пива, настоящего, американского. Сейчас, говорит вождь, и через пять минут ему – ящик холодненького пива. Он выпивает пару бутылочек, и его жрут…
– Под пивко, да свежатинки… – мечтательно сказал Деггет.
– …испанец говорит, мне, мол, горячую испанскую девушку; вождь: сейчас будет. И в самом деле, через десять минут берут откуда-то сексуальную испанку. Ну, он проводит с ней несколько божественных часов, а затем его едят…
– Ужас! Её тоже едят? – спросил Филлис.
– Ну, наверное, позже, – ответил Малкин. – В общем, пришёл черёд русского. Он говорит: ударьте меня. Ну, туземцы довольны, бьют его, он достаёт плазмомёт и сжигает к чертям всю деревню со всеми туземцами.
– За что ты бедных туземцев-то? – спросил Деггет.
– …немец спрашивает: чего ж ты раньше-то этого не сделал? А русский говорит: мы, русские, народ мирный, никогда сами первые не начинаем…
– Не смешно, – сказал Филлис.
– Нормально, – воспротивился Деггет.
– Две минуты, – напомнил Борхес.
