Малехова и Русанова он узнал мгновенно. Одно лицо плавно перетекало в другое. У двуликого существа Егор прорисовал лишь черты, тело он изобразил схематично в виде смутного контура неясных очертаний.
Фоном служил плохо освещенный тоннель. За спиной двуликого существа виднелась нестройная толпа людей, бредущих следом. В их глазах пылала надежда. Среди серых лиц он заметил себя, затем Настю – ее черты застыли, окаменели, лоб девушки вытянулся, на щеках косыми штрихами проступали дыхательные щели, словно у хонди!
– Отпусти. Больно.
– Сам нарвался. – Бестужев с трудом разжал пальцы.
– Егор, извини меня.
Слова ничего не значили. В сравнении с рисунком они прозвучали, как блеклая дежурная фраза.
– Настолько плохо?
– Нет. Нормально. Сказал же – справляюсь!
– А это? – Родька, не отрываясь, смотрел на жуткий набросок.
– Так вижу мир. Сам ведь знаешь, я никогда не рисовал чего-то вымышленного.
– Среди землян есть психологи.
– Родька, прошу, заткнись! Чем они способны помочь?! Я смотрю на Малехова, а его лицо искажается! Это не сбой в сознании, поверь!
– Метелин обещал удалить нерв, когда все закончится!
Бестужев усмехнулся, аккуратно положил обломки карандаша поверх рисунка.
– Ничего он не сделает. Техникой хонди надо управлять.
– Почему меня ты нарисовал без искажений?
– Так вижу, – упрямо повторил Егор. – Ты не пойдешь на имплантацию. Кто-то из нас должен остаться человеком! Пообещай – если все зайдет слишком далеко…
– Не говори ерунду! – резко осадил его Бутов.
– Там, – Бестужев указал на схемы чужих кораблей, – я окажусь лицом к лицу с хонди. Не перебивай! Да, убивал их раньше, но теперь все изменилось! Я уже ни в чем не уверен, понимаешь?! – Егор не выдержал, встал. Ходьба по отсеку немного успокаивала его, но со стороны выглядела так, словно Бестужев метался в клетке, – Бутову мгновенно вспомнились пленные хондийские бойцы, они вели себя точно так же!
– Ты Настю оттолкнул из-за этого? – он коснулся изображения.
– Да! – Бестужев резко замер. В каждом его движении читалась неестественная для человека работа мышц. – Родька, прошу, уходи. Я правда никого не хочу видеть! Мне нужно отдохнуть!
Бутов остался. Он сидел, упрямо глядя на рисунок, не понимая, что ноша Егора не становится легче, если ее разделить на двоих.
– И часто ты видишь Русанова? – спросил он.
– Один раз. На совещании. Лицо Малехова исказилось, но никто не заметил. Наверное, ты прав, это вот тут! – Егор зло постучал костяшками пальцев по своей голове.
– Я вот тоже постоянно вспоминаю Андрея Игоревича. Словно он с нами. Ведет по намеченному пути. Ты серьезно насчет нерва? Думаешь, тебе придется и дальше жить с ним?!
– Родька, прошу, не тупи! – Егор очень быстро терял самообладание. – Взгляни на землян! На что они годятся? Видел лицо Щедрина, когда я предложил ему нырнуть в затопленный тоннель? Помнишь, что он ответил?
– Начал мямлить что-то про гидрокостюм. Словно бредил от страха. Да, я понимаю тебя, Егор! Они будут выдвигать теории, что-то конструировать, терять время, спорить, пока не сдохнут от голода! А надо действовать!
– Они другие! – мрачно подытожил Бестужев. – Вот ответь, есть толк от имплантированных тебе знаний?
– Пока – нет, – признался Родька. – Каша в голове.
– Вот и у меня – каша, – вздохнул Егор. – Зато Пашка держится нормально, но заметил, какой он стал молчаливый, осторожный?
– Пройдет.
– Не думаю. Каждый из нас на своем месте. Щедрин не может нырнуть под воду, вряд ли способен всадить пулю в чужого. Зато мы можем! А дадим энергию, и все изменится!
– Ты к чему? – не понял Родион.
– От землян будет польза. И немалая. Нужно лишь создать им условия. Я много думал. Мы с тобой – как два последних патрона в обойме. Пашка сейчас не в счет. Каждый хорош на своем месте, – повторил он.
Егор сильно изменился. Не повзрослел, а скорее постарел за последние дни.
Родион внимательно слушал друга, понимал правоту его слов, а в глубине души ныло, скреблось чувство жалости, приходило секундное омерзение, затем жег стыд – он уже не мог воспринимать Егора таким, как раньше. Он видел в нем повадки хонди, временами ощущал острые запахи, невольно выделял и подчеркивал каждое угловатое движение. Его пальцы сжимались в кулак, немели.
– Я после совещания задержался, поговорил с Романом Степановичем, – Бутов с трудом вырвался из-под пресса эмоций. – Они с Пашкой взломали кибстек Русанова.
– И?
– Андрей Игоревич планировал захватить не один, а десятки, сотни кораблей! Сколько сможем.
– Зачем?
– Ресурсы. Энергия. Технологии. А главное – системы стасиса. Он придумал, как использовать их для защиты колонии! Я в технических подробностях не разбираюсь, но видел бы ты Малехова! Он с головой погрузился в заметки. Дважды назвал Русанова злым гением.
– Типа обидел?
– Нет, он восхищался и боялся. Дерзость Русанова его пугает. Я мало понял. Речь в заметках о каком-то периметре и репликантах.
Незнакомые слова оставили Егора равнодушным. Постоянная внутренняя борьба то утихала, то разгоралась с новой силой, и желания вникать в новости не было. Бессмысленно. Любой перспективный план разбивался о сегодняшнее положение дел.
– Метелин уже начал растить хондийские нервы для имплантаций. Сейчас изучает список добровольцев, – Родион вновь коснулся болезненной темы.
– Их много?
– Человек пятнадцать.
– Когда операции?
– Говорит, на днях.
– Значит, через пару недель я буду не один? Пока вживит, пока люди адаптируются… – Егор размышлял вслух. – Времени мало. Они не успеют. Не справятся. Земляне слабее нас. Во всех смыслах.
– Метелин так и сказал. А Роман Степанович уперся. Он вообще сильно изменился. Решительнее стал, что ли? Сам на себя не похож, с тех пор как прочитал заметки Русанова.
– В каком смысле «уперся»?
– Настаивает на имплантации.
– Только людей погубит.
– Он рассчитывает на тебя.
Егор вопросительно вскинул бровь.
– Генетический материал для нервов Метелин взял от боевых и рабочих особей. Теперь понял?
– Нет.
– Твой нерв взят от разумного хонди. Ну, соображай!
– Иерархия? – догадался Егор. – Добровольцы мне подчинятся?
– Таков план.
– За Малеховым надо присматривать. Не кажется тебе, что он немного тронулся умом? Вживить человеку нерв боевой или рабочей особи – это нормально?
