Краснова сверилась с данными навигационного компьютера и сообщила:
– Выход произведён в расчётной точке. Девиация – 0,36 астроединицы.
Я посмотрел на Марси, собираясь отправить её из рубки. Но вдруг передумал. Девочка переминалась с ноги на ногу, глаза её лихорадочно блестели. По всему было видно, что ей не терпится сесть за пульт управления, только тогда она почувствует себя полноценным членом команды.
– Хагривз, – произнёс я.
– Да, капитан? – отозвалась Марси, приосанившись. Впервые я назвал её по фамилии, и она мигом сообразила, что сейчас я обращаюсь к ней как командир к подчинённому при исполнении обязанностей.
– Займи место пилота.
Тут Марси совершенно преобразилась. Спокойно и уверенно, без тени напускной бравады, она устроилась в кресле, которое освободила Краснова, отрегулировала его под себя и вывела на главный дисплей координаты второй опорной точки.
– Рассчитывать следующий прыжок, капитан?
– Действуй, – кивнул я.
Справилась Марси неплохо. Хотя и немного поторопилась с выбором точки входа – компьютер едва успел справиться с расчётом параметров гипердрайва и вместо стандартного тридцатисекундного отсчёта был вынужден включить сокращённый десятисекундный.
– Ничего страшного, – сказал я, когда «Кардифф» ушёл в прыжок. – Такое порой случается со всеми, не только с новичками. Просто старайся не спешить. У нас, пилотов, есть такая поговорка: «минуту сэкономишь, час потеряешь». Запомни её.
– Я знаю, капитан, – ответила пристыженная Марси. – Её нам часто повторял адмирал Лопес. Но я забыла… увлеклась.
– Ничего страшного, – снова сказал я и быстро переглянулся с Красновой. Она слегка улыбнулась, кивнула и вышла из рубки.
Дальше всё шло гладко, без сучка и задоринки, и к четырнадцати тридцати, когда закончилась первая смена, «Кардифф» пролетел немногим более тринадцати парсеков – половину суточной нормы для корабля, идущего налегке, без баржи. На всех судах Звёздного Флота лётная вахта состояла из двух шестичасовых смен. Другие двенадцать часов, с полдевятого вечера до полдевятого утра, корабль просто дрейфовал в космосе. Это был оптимальный режим, позволяющий нашей нервной системе полностью восстановиться после дневной серии прыжков. Гипердрайв хоть и слабо, но всё же воздействовал на резистентных; и не только в момент перехода, когда проявлялся мимолётный «эффект мыслетормоза», но и на протяжении всего прыжка, хотя сознательно мы этого не ощущали. А вот во сне, когда разум открыт и беззащитен, гипердрайв и вовсе был беспощаден. Однажды, ещё на «Амстердаме», я участвовал в круглосуточном полёте – и тогда мне снились роскошные кошмары.
В полтретьего Марси передала вахту Красновой, весьма довольная собой. Я тоже был доволен ею – она оказалась отличным пилотом. Что тут говорить, у меня были серьёзные претензии к Звёздной школе, которая лишала учеников детства, давала им крайне однобокое образование. Но вместе с тем я не мог отрицать, что именно благодаря этому её выпускники уже в четырнадцатилетнем возрасте были настоящими профи по своей основной специальности.
– Это было совсем не трудно, – похвасталась Марси, когда мы вышли из штурманской рубки и направились в столовую, где нас ожидал приготовленный Симоном обед (по утверждению Красновой, «полный отпад»). – Я нисколечко не устала.
– Трудны не сами прыжки, – заметил я. – Трудно изо дня в день, целые недели проводить в полёте.
– Так ведь это здорово!
– Конечно, здорово. Но и трудно – одно другому не мешает. Ты не спеши с выводами. Вот на обратном пути будем тянуть баржу – тогда посмотрим, как ты запоёшь.
– Не запою, – ответила она с улыбкой.
Я тоже усмехнулся. Марси, даром что была девочкой, чертовски напоминала меня самого в таком же возрасте. Я ещё не решил, хорошо это или плохо.
С появлением в команде «Кардиффа» третьего пилота у меня ощутимо прибавилось времени для исполнения собственно капитанских обязанностей, которые прежде мне приходилось делить со старпомом Красновой и главным инженером Штерном. Это, впрочем, была обычная практика – примерно две трети кораблей Звёздного Флота летали с не до конца укомплектованными экипажами, особенно остро ощущалась нехватка пилотов, так что многим капитанам, а не только мне, приходилось ко всему прочему ежедневно нести лётную вахту. Я больше года бомбардировал штаб заявками, пока наконец к моему требованию не прислушались.
Правда, в первые три дня полёта я постоянно находился в штурманской рубке, когда дежурила Марси, и контролировал все её действия. Но постепенно убедился, что она успешно справляется как с самими прыжками, так и с грузом ответственности за управление кораблём. А с того момента, как Марси стала называть меня «кэп» вместо «капитан», я окончательно уверился в том, что она уже в достаточной мере освоилась на корабле, и начал всё чаще оставлять её на вахте одну – вернее, в паре с Хироши Йосидо, который, подобно многим инженерам, дополнительно изучал астронавигацию и в случае необходимости мог прийти ей на помощь. Хотя, надо сказать, такой необходимости ни разу не возникло.
Сто девяносто шесть парсеков, разделяющих Землю и Цефею, мы преодолели за неполные восемь суток. Это была старейшая (хоть и не ближайшая) звёздная колония Земли, её начали осваивать сразу после открытия резистентности и создания Звёздного Флота. К настоящему времени Цефея уже стала вполне самодостаточной колонией и больше не нуждалась в искусственном приросте населения. Тем не менее цефейцы, стремясь дополнительно разнообразить свой генофонд, время от времени заказывали с Земли детишек – разумеется, в виде эмбрионов. Ну а на Земле отбоя не было от желающих продолжить свой род на других планетах, так что детей хватало как для развивающихся колоний, так и для уже устоявшихся, вроде той же Цефеи или Эсперансы.
По правилам Звёздного Флота, после каждого перелёта в один конец экипажу корабля полагался день отпуска на планете (а если рейс длился больше четырнадцати суток, то целых два). Но, поскольку предназначенная для нас баржа уже была готова, мы решили не тратить заработанный выходной и отправились на Землю сразу после выгрузки из трюмов корабля контейнеров с зародышами и пополнения бортовых запасов продовольствия. Правда, Марси и Симон были немного разочарованы таким решением, но я объяснил им, что сейчас на Цефее не совсем подходящий сезон для экскурсий: на обоих заселённых континентах была поздняя осень с постоянными дождями и слякотью, а на Арктическом материке весь год царила зима.
– Ещё успеете побывать здесь летом, – пообещал я. – А знакомство с колониями вам лучше всего начать с Эсперансы. Попомните моё слово: там вы будете рады, что сейчас мы сэкономили лишний день.
Наш обратный рейс был сложнее и длительнее, поскольку мы вели на буксире большущую баржу, гружённую пятьюстами тысячами тонн отборного цефейского зерна для вечно недоедающих землян. Сама по себе процедура буксировки была проста: сначала мы по радиосвязи программировали навигационную систему баржи и отправляли её в прыжок, после чего сами следовали за ней.
