Она полезла в шкаф за пледом и тут услышала, как лифт снова
клацнул и этаж огласил холодный женский голос:
— Дмитрий! Дмитрий, ты здесь, черт тебя побери?
Пледа в шкафу почему-то не оказалось, и Элла влезла внутрь.
На плечиках тоже ничего не висело. Вероятно, Шведов по прибытии свалил верхнюю
одежду в какое-нибудь кресло. Поэтому прикрыться оказалось решительно нечем.
Единственная радость — стоять можно было в полный рост.
Где-то далеко внизу снова завизжал господин Адаменко. К его
визгу добавилось гудение лифта и раздраженные шаги женщины, которая вошла в
кабинет и, судя по всему, осматривала его.
— Кто здесь? — раздался через минуту голос Шведова
откуда-то из глубины коридора. Голос вибрировал от ужаса. — Учтите, я вооружен!
У меня есть крест и осиновая палка.
— Дмитрий, ты что, спятил? — выплюнула невидимая
посетительница и зацокала шпильками по полу. — Немедленно иди сюда!
— Господи, ты-то как сюда попала?! — воскликнул
материализовавшийся в кабинете Шведов.
Если бы Элла нашла хоть что-нибудь из одежды, она немедленно
вылезла бы из шкафа. Но обнаружить себя перед всеми в неглиже? Нет, это уж
слишком!
— Что ты тут делаешь? — снова спросил Шведов,
клокоча от раздражения. Элла отлично знала этот его тон. Таким тоном он разговаривал
с уволенной не так давно секретаршей, когда та сообщала: «Вам опять звонют!»
— Я что тут делаю? — воскликнула женщина, сделав
ударение на местоимении "я". — Это что ты здесь делаешь? —
Теперь ее гнев пал на слово «ты». — Что-то ты в последнее время стал такой
занятой! Не приходишь к ужину, читаешь какие-то ужасные книги, увиливаешь от
ответов на прямые вопросы…
«Жена! — ту же поняла Элла. — Очень вовремя». Жена
Шведова была для сотрудников редакции чем-то вроде лох-несского чудовища: все
знали, что она есть, но никто ее не видел.
— Господи, — взвился тем временем шеф. — Но
ты же знаешь, Вера, что я всю неделю задерживался на работе!
— На твоей работе тоже водятся женщины! — отрезала
Вера и принялась щелкать зажигалкой. Потом пыхнула пару раз и сказала:
— Ну, так как? Ты сам признаешься или мне устроить
представление?
— Я только что пережил одно представление! — В
голосе Шведова появились визгливые интонации. — Немедленно уезжай домой,
Вера!
— Щас! — ответила та с таким чувством, что сразу
стало понятно — домой ее можно увезти только силой. — Кто тут у тебя был?
Шведов вздохнул и устало ответил:
— Экстрасенс.
— Да? И что же вы делали тут вдвоем с
экстрасенсом? — преувеличенно-ласково поинтересовалась Вера. —
Вызывали дух Мэрилин Монро?
— Да что ты понимаешь?!
— Я понимаю все! — отрезала она. — Еще моя
бабка говорила, что доверчивые жены спят на холодных простынях. Признавайся,
где твоя любовница?
— Где моя любовница? — с приторной улыбкой
переспросил Шведов. — В шкафу, конечно! Здесь же больше негде спрятаться!
Вот она, смотри! Хорошенькая?
Шведов, не глядя, распахнул шкаф, оставшись за створкой.
Взору Веры предстала Элла в бельишке наивного розового цвета. Она, стояла,
прикрываясь ручками, а на губах ее цвела виноватая улыбочка.
— Отлично! — сказала Вера, выронив изо рта
сигарету. Она оказалась высокой брюнеткой с такими жгучими глазами, что от их
взгляда у Эллы загорелись щеки. И удивленно добавила:
— Шведов, да ты, оказывается, скотина.
— Да, я скотина! — с удовольствием согласился тот,
толкнув дверцу шкафа обратно. — Давай остановимся на том, что я скотина, и
завершим разговор. Ты поедешь домой, а я останусь тут и закончу свои дела.
Вера с некоторым сомнением посмотрела на него и сказала:
— Я от тебя такого не ожидала.
— Какого — такого?
Элла неподвижно стояла в шкафу, ожидая решения своей участи.
— Дмитрий, ты циничен.
— И в чем же заключается мой цинизм? В том, что я прошу
тебя уехать? Вера, пойми, сегодня вечером я пережил стресс. Мне необходимо
немножко разрядиться. А твое присутствие этому не способствует.
— Я, конечно, подозревала, что ты свинья, —
заявила Вера. — Но даже помыслить не могла, какого размера. Кстати, купи
своей девке нормальное белье. Или тебя особенно возбуждают именно
хлопчатобумажные трусы фабрики «50 лет Коминтерну»?
Она процокала каблуками мимо шкафа, потом процокала по
коридору, вошла в лифт и уехала, оставив Шведова раздумывать над своими
последними словами. Элла в тесном убежище отчаянно надеялась, что у шефа
недостанет сообразительности залезть в шкаф.
Однако не прошло и минуты, как тот медленно подошел и открыл
дверцы. Надо отдать ему должное: когда он увидел Эллу, на лице его не дрогнул
ни один мускул.
— Астапова! — процедил он. — Как я сразу не
догадался? — Стало понятно, что ни один мускул не дрогнул потому, что их
все свело от ярости. — Зачем ты сюда залезла?
— Погреться, — не задумываясь, ответила Элла.
— А почему ты голая?
— Потому что вещи дома, а домой мне нельзя!
— Хочешь сказать, что все это время ты жила в моем
шкафу?!
Почувствовав угрозу в его голосе, Элла немедленно ударилась
в слезы:
— А что мне, интересно, было делать, когда ты пообещал
следователю сдать меня ему со всеми потрохами?
— Сдавать я тебя не буду, а потроха твои мне хочется
выпустить.
— Я слышала, как ты сказал, — она передразнила:
— «Господин капитан, я для вас принесу Астапову на
блюдечке с голубой каемочкой!»
— А ты что, хотела, чтобы я вышел на демонстрацию с
плакатом «Астапова — святая»? Конечно, я ему пообещал, дура ты эдакая.
Он нашел плед и протянул ей, пробормотав:
— Фигура у тебя, Астапова, хорошая, а вот голова
подкачала.
— Хочешь, я поговорю с твоей женой и все ей
объясню? — неожиданно предложила Элла.
— Могу себе представить последствия беседы, —
пробормотал Шведов и показал рукой на диванчик. — Садись, несчастье
ходячее. Расскажи папе Диме всю историю с самого начала.
Элла послушно плюхнулась, куда было велено, и, поджав под
себя ноги, принялась рассказывать. Прошло уже достаточно времени с того
ужасного вечера, который предшествовал убийству, чувства немного улеглись, и
рассказ получился довольно связный.
— И что же мне прикажешь теперь с тобой делать? —
спросил Дима, глядя на нее в глубокой задумчивости. — Здесь тебя оставлять
нельзя, однозначно. Кстати, это ты так напугала господина Адаменко? Полагаю, ты
висела за окном?
