— Я сижу на стрелке, — выдохнула Элла.
— А с кем у тебя стрелка?
— Понимаешь, — сказала Элла, решив, что надо
говорить всю правду, — я упала с третьего этажа, но не разбилась, а
зацепилась за стрелку часов над входом в торговый центр.
В трубке повисло короткое молчание, потом Овсянников
захохотал:
— Ты меня разыгрываешь!
— Да нет же! — закричала Элла и снова заревела.
— Финт в духе Эллы Астаповой! — мрачно заявил
Овсянников. — Не нужно тебе было лезть в это дело! Видишь, с тобой тоже
начали случаться всякие гадости.
Однако когда он явился и увидел все своими глазами, все
сравнения вылетели у него из головы. Элла сидела в обнимку со стрелкой и
наблюдала, как Овсянников что-то говорит охраннику и показывает вверх. Как
охранник задирает голову и, секунду помедлив, срывается с места. Как из центра
выбегают люди и начинают пялиться на нее. А из окон третьего этажа высовываются
головы персонала.
В конце концов приехали пожарные и втащили ее обратно на
крышу. Как оказалось, она вовсе и не летела вниз, а всего лишь перекувырнулась
и сразу же повисла в воздухе, зацепившись колготками за часы. Когда Овсянников
засунул ее в машину и тронулся с места, она так расплакалась, что он был
вынужден остановиться и попытаться ее утешить.
— Господи, какая ты холодная! — воскликнул он и
стал утешать ее активнее.
Сначала обнял, а потом и поцеловал. Поцелуй оказался самым
действенным согревающим средством, поэтому они пошли именно по этому пути и
задержались на обочине минут на тридцать.
Когда приехали домой, Овсянников стащил с Эллы пальто,
сапоги и перчатки, поцеловал в ладошки и сказал:
— Сейчас ты примешь ванну и успокоительное, а потом
залезешь под одеяло. А завтра мы начнем развивать наши взаимоотношения.
Однако утром он умчался и где-то пропадал целый день, а Элла
в это время пыталась забыть вчерашние приключения с помощью коньяка, который
она нашла в буфете. Когда Овсянников вернулся и крикнул: «Я дома!», Элла вышла
из комнаты в длинном халате и с бутылкой наперевес.
— О! — сказал Овсянников, вовсе даже не
разочарованный. — Дама в слегка раскисшем состоянии!
Он быстро принял душ, переоделся и полез к ней с нежностями.
Элла икнула и сказала:
— Я согласна на все, только у меня есть условия.
— Да-да? — спросил сыщик. — Все, что ты
скажешь, котеночек.
— Ты не будешь снимать с меня халат, а также трогать
меня за коленки и заглядывать за уши.
У Овсянникова непроизвольно вытянулось лицо.
— Знаешь, киска, — пробормотал он. — Я ужасно
современный парень и с пониманием отношусь к женским эротическим фантазиям, но
даже для меня это чересчур!
Глава 9
Рано утром в дверь позвонили. Как только Овсянников открыл
глаза и зашевелился, Элла, словно вспугнутая лань, умчалась в ванную комнату
накладывать на лицо косметику. Когда она оттуда вышла, то обнаружила на кухне
ослепительную блондинку. Та держала двумя пальцами кофейную чашечку и что-то
оживленно говорила. Заспанный Овсянников сидел напротив и смотрел на нее
совершенно глупыми глазами.
— О! Вот и вы! — сказала блондинка и
наиаккуратнейшим образом приземлила чашку на блюдце. — Я — Наташа, бывшая жена
Евгения Константиновича.
— Бывшая жена… Это та, которая мать? — уточнила
Элла.
— Значит, ты ее предупредил? — просияла Наташа,
одарив Овсянникова благодарным взором. — Да, я именно мать. А вы?..
— А я секретарша.
— Это отлично, что вы себя именно так позиционируете, —
сказала начитанная Наташа и закинула ногу на ногу. — Дело в том, что мы
задумали вернуться.
Овсянников зевнул, не открывая рта, и сладко зажмурился.
— Кто — вы? — уточнила Элла. — Вы вместе с
Оксаной.., с хлястиком?
— С Хлястиком? — нахмурилась Наташа. — Я не
знаю, кто такой Хлястик. Она что, сошлась с каким-то татарином?
— Нет, — ответила Элла. — Она хочет вернуться
и делать детей с Овсянниковым.
— Фу! — воскликнула та. — Бред какой-то.
Женя, — обратилась она к бывшему мужу. — Ты хочешь делать детей с
Оксаной?
— Нет, — честно признался Овсянников и полез в
холодильник за колбасой. Его хваленое благородство очень смахивало на пофигизм.
— Надеюсь, что, когда мы с Мусей въедем, вы найдете
себе другое жилье, — оживилась Наташа и посмотрела на Эллу с любопытством
— как-то она среагирует?
— Я подумаю, — ответила та, смутно догадываясь,
что подобные сцены разыгрываются здесь довольно часто. По крайней мере
Овсянников ничуть не расстроился и даже подмигнул ей, давая понять, что Наташу
не стоит принимать всерьез.
— Муся — это моя дочь, — пояснил он. —
Вообще-то ее зовут Марусей, но Наташа почему-то придумала ей собачью кличку.
— Где ты видел собак по имени Муся? — тотчас
рассердилась Наташа. — Как бы то ни было, но Муся не может больше жить без
родного отца!
— Когда ты убегала со своим Ибн Рашидом, — ехидно
заметил Овсянников, — то говорила совершенно обратное.
— Я заблуждалась! — охотно признала свою вину
Наташа и сложила руки на животе. — Но теперь, когда Муся подросла, отец
нужен ей, как кусок хлеба!
— Сколько же ей лет? — поинтересовалась Элла и
тоже отрезала себе колбасы, потому что очень хотела есть, а визит не обещал
быть коротким.
— Четырнадцать, — охотно сообщила Наташа. —
Но выглядит она на все семнадцать. Такая рослая, хорошо оформившаяся девочка.
Можете себе представить, она уже носит мои вещи! Так что если ты, Женя, не
возражаешь, мы приедем завтра. Мою комнату, конечно, уже освободят?
— Я возражаю, — сказал Овсянников. — Я
собираюсь снова жениться, и твою бывшую комнату уже застолбили.
Наташа некоторое время молчала, потом шумно втянула в себя
воздух и заявила:
— Ну это вообще ни в какие ворота не лезет!
— Птичка моя, я ведь тебя в прошлом году предупреждал —
не ходи ко мне посольством, я не поддамся. Переговоры я готов вести только по
поводу денег. Если ты хочешь, чтобы я увеличил содержание на ребенка…
— Хочу! — тут же заорала Наташа, и ее лицо вернуло
прежнее приятное выражение. — Если повысишь сумму выплаты, я разрешу твоей
секретарше остаться.
— Спасибо, — сказал Овсянников вместо Эллы. Та с
задумчивым видом смотрела в окно. — Она тебе весьма признательна.
— Тогда я, пожалуй, пойду! — сообщила Наташа и
встала. — А то Муся меня, наверное, уже заждалась.
— Почему же ты не взяла ее с собой?
— Я подумала: а вдруг у тебя женщина? Муся могла
смутиться.