— И тут тоже лежит какая-то баба! — потрясенно
прошептала она. После чего отправилась искать свободное спальное место и
затихла в комнате для гостей.
Около полудня Оглядкин, которому пришлось выдворять из дому
любовницу, принял душ, побрился и свежий, словно болгарский персик, явился на
кухню.
— Жанны Николаевны еще спят, — сообщила экономка
со светлой широкой улыбкой, которая показалась Оглядкину странной.
— Ну, пусть спят, — тут же раздражился он.
— В своей спальне и в комнате для гостей! — уточнила
та.
— Интересно, как ей это удалось? — пробормотал он,
хватая булочку. — Кофе мне в столовую, горячий.
— А Жаннам Николаевнам? — тотчас спросила
экономка. — В постель, как всегда?
Оглядкин молча вышел и, усевшись за стол в столовой, вызвал
помощника.
— У меня что, пьющая прислуга? — с места в карьер
набросился он на бедолагу.
— С чего вы взяли, шеф? — удивился тот.
— Старая дура на кухне называет мою жену Жаннами
Николаевнами и уверяет, что она спит в двух разных комнатах.
— Насчет комнат не могу сказать, — неуверенно
заметил помощник. — Но то, что она ночью три раза приехала домой, это
точно. Два раза — одна и та же, а один раз — какая-то необычная.
— Она, когда напьется, всегда необычная, — буркнул
Оглядкин, поднялся и широким шагом направился в спальню жены.
Там он обнаружил уставившуюся пустым взглядом в потолок Эллу
Астапову, полностью одетую и даже в шапке, плотно надвинутой на уши.
— Что за черт? — завопил он и продолжал вопить до
тех пор, пока не сбежался весь дом.
Когда к толпе сочувствующих присоединилась плохо выспавшаяся
Жанна Николаевна, вопли стали в два раза громче. В конце концов Эллу выдворили
из дома, бросив ей в спину сумочку, которую та по странной прихоти судьбы не
потеряла во время своих похождений. Если бы она знала, что ждет ее в будущем,
то посчитала бы, что сегодняшняя ночь была замечательной.
* * *
После окончания вуза Элла усердно зарабатывала радикулит и
несколько тысяч рублей в месяц в ледяном хранилище научной библиотеки. Но
полтора года назад Борис Михальченко устроил ее в журнал «Все о банках»,
главным редактором которого подвизался его школьный друг Дима Шведов.
Шведов оказался не самым плохим начальником, хотя имел кучу
недостатков, с которыми сотрудники научились мириться, точно преданные жены.
Впрочем, каждый из них что-то особо ненавидел в поведении шефа. Например, Катя
Бурцева ненавидела его ослиное упрямство. Если Шведов отдавал глупое
распоряжение, никакие доводы, никакие уговоры не могли заставить его отменить
приказ. Шведов всегда доводил свои глупости до конца, и это Катю бесило.
Элла, как только поступила на службу, сразу же нашла с Катей
Бурцевой общий язык. Катя оказалась прелесть что за человек — ответственная,
честная и добрая. У нее было милое круглое лицо и темная коса до пояса. Офисные
клерки, которыми кишели коридоры, так и звали ее — девушка с косой.
Когда Элла после ужасных скитаний все-таки добралась до
работы, она подумала, что сейчас немного придет в себя, а потом все расскажет
Кате. Она уже представила, как откроет дверь и окинет взглядом всю комнату —
Катя сидит возле двери в кабинет Шведова, низко склонившись над бумагами,
заправив за уши выбившиеся пряди волос. Напротив перед мерцающим монитором
развалился Андрей Калугин — веселый громкоголосый мужчина, помешанный на
здоровом образе жизни. Чтобы нейтрализовать вредное воздействие компьютера на
свой организм, Андрей постоянно пьет зеленый чай и приносит из дому кактусы. У
него тощее лицо с лошадиной английской челюстью и пропасть веснушек.
Андрей ненавидит, когда Шведов с деловым видом влетает в их
комнату и начинает бегать по ней, отдавать распоряжения и дымить своими
короткими вонючими папиросками.
Следующий стол принадлежит самой Элле, а справа, в
непосредственной близости от нее, словно большой тяжелый шмель, трудится, время
от времени шумно вздыхая, Никита Шаталов. Девицы с первого этажа периодически
ловят его за галстук и томно тянут: «Никита, ты тако-ой хоро-оший!» Никита был
бы чертовски похож на Дона Джонсона, если бы похудел раза в два с половиной.
Задуман он был обаятельным, но обаяние постепенно растворилось в лишних
килограммах, хотя и не без остатка.
Никита ненавидит показательный выпендреж Шведова. Стоит
появиться в офисе кому-нибудь чужому, как Шведов распускает хвост и начинает
гнуть пальцы. При этом он заставляет сотрудников, что называется, «делать
морду». Никита делать морду не любит и всегда все Шведову портит.
После того как Эллу выгнали из дома Оглядкина, ей пришлось
приложить немало усилий, чтобы попасть в город. Подвозить ее отчего-то никто не
хотел — машины проносились мимо, закупоренные, словно подводные лодки.
Несколько километров бедолага брела по обочине. Сломала каблук и замерзла так,
будто всю ночь просидела над прорубью. Однако прогулка имела и положительные
стороны — обманутая жена вышла из шокового состояния и выплакалась всласть.
Зареванная, помятая и грязная, она наконец добралась до
работы и погрузилась в лифт. Сейчас она войдет, и ребята, увидев ее,
повскакивают со своих мест, столпятся вокруг, начнут расспрашивать…
Едва Элла толкнула дверь и ребята ее увидели, они действительно
повскакивали со своих мест. Только лица у них при этом были ужасно странные —
длинные и испуганные. Вместо того чтобы броситься к Элле, они уставились друг
на друга. Как раз в этот момент в кабинете Шведова раздались голоса — кто-то
собирался выйти оттуда. Элла уже открыла было рот, чтобы сказать что-нибудь
подобающее случаю, когда Никита Шаталов, проявив неожиданную для своих
габаритов прыть, прыгнул к ней. После этого он сделал совершенно невероятную
вещь — зажал ей рот рукой и, схватив за шею, подвел к своему столу и там,
навалившись на нее всем телом, уложил на пол.
Элла не успела даже дернуться, когда прямо перед ее носом
возникли две пары ботинок и голос Шведова сказал наверху:
— Не беспокойтесь, гражданин начальник, как только
Астапова появится, я вам тут же сообщу. Тут же.
— Ну, ни к чему называть меня гражданином, —
усмехнулся второй, незнакомый голос, мягкий, словно снег на Рождество. —
Лучше обращаться ко мне по званию.
— Хорошо, господин капитан, — подобострастно
согласился Шведов. — Можете на меня положиться. Астапову я вам сдам в
лучшем виде. Если, конечно, она придет.
— Конечно, — согласился невидимый капитан и
развернул носатые ботинки к выходу.
Когда дверь за ним закрылась, шеф расставил ноги на ширину
плеч и угрожающим тоном заявил:
— Слушайте, вы все! Если Астапова позвонит или заявится
сюда, не приведи господи, немедленно доложить мне. Понятно? Лично доложить! И
Шаталову передайте то, что я сказал. Кстати, где он бегает?
